Любовь и доктор Форрест

Линдсей Рэчел

Стоя у раковины умывальника, Лесли принялась с большим ожесточением тереть мылом чулки.

– Никогда бы не подумала, что среди мужиков выискался хоть кто-нибудь, кто пожелал бы перечить ей.

– Конечно, я очень многого не знаю. Но ведь для того, чтобы быть чьей-то женой мало обладать просто смазливой мордашкой. Но в любом случае, я уверена, что относительно него у Деборы имеются далеко идущие планы, попомни мои слова.

– Какие такие планы?

– Ну, например, чтобы он обзавелся бы собственным кабинетом на Харли-Стрит и занялся бы частной практикой!

– Нет, это невозможно!
– Лесли резко обернулась.
–

Она не посмеет вмешиваться в его работу. У него же здесь такое прекрасное будущее!

– Но ты забываешь, что нашей Деб неинтересно будущее без бриллиантов и норковых манто. А секрет больших денег кроется в частной практике. Но это уже не наша с тобой печаль.
– Пат встала с кровати и зевнула.
– Я сегодня собираюсь лечь спать пораньше. Кстати, не забудь, что с завтрашнего дня у нас начинаются ночные дежурства.

– Разумеется. Я все это время только и думала об этом!

Тем вечером, уже лежа в постели, Лесли вновь и вновь раздумывала над тем, что стало ей известно о Филипе Редвуде. И хотя он лишь дважды разговаривал с ней, но мысли о нем не шли у нее из головы. Как это все-таки будет ужасно, если его жене удастся сделать его светским врачом. Ведь в его помощи нуждались слишком много по-настоящему больных людей, и было немыслимо, чтобы он тратил свое время на то, чтобы пытаться излечить богатых дам от ипохондрии! Лесли беспокойно повернулась на другой бок и взбила подушку. Работа медсестры была тяжелой, но вместе с тем она приносила огромное удовлетворение. А быть врачом - это ведь в тысячу раз лучше. И он поступит крайне неразумно, если, поддавшись соблазну, пойдет по пути наименьшего сопротивления.

Часы в коридоре пробили полночь, и Лесли с головой укрылась одеялом. Если верить Пат, то завтра ей и в самом деле предстоит набегаться. Сама мысль о том, что ей не по своей воле придется не сомкнуть глаз всю ночь напролет, а потом днем отсыпаться, проводя в постели весенние дни, казалась кощунственной, и последнее, что она подумала, начиная медленно проваливаться в сонное забытье, было страстное пожелание, чтобы ее все же не отправили бы на дежурство в родильное отджеление - потому что младенцы обычно имеют привычку появляться на свет ранним утром, перед самым рассветом!

У Лесли просто камень с души свалился, когда она узнала, что ей предстоит работать в отделении экстренной помощи, и вопреки всем своим опасениям, она довольно быстро привыкла к ночным дежурствам. Все еще будучи младшей медсестрой, ей давали наименее значимые поручения, и от этого складывалось впечатление, что большую часть своего рабочего времени Лесли приходилось только и заниматься тем, что бесконечно заваривать чай да наполнять горячей водой грелки. Но и в такой работе были свои преимущества: дежурства ночью давали ей большую свободу дней, и обычно, проспав до обеда, она чувствовала себя довольно бодро и отправлялась на прогулку или же вообще уходила в город.

Она как раз возвращалась с одной из таких вот прогулок, когда мимо нее проехала черная, машина, и за рулем сидел сам Филип Редвуд, с лица которого еще не сошел загар медового месяца, проведенного на Ривьере. Лесли почувствовала, как часто забилось у нее сердце при виде его, и она мысленно задавалась вопросом, а помнит ли он ее, ту медсестру, с которой он танцевал на рождественской вечеринке. Вряд ли, конечно. Что он, обязан всех запоминать? Она проводила автомобиль долгим взглядом, до тех пор, пока тот

наконец не скрылся за воротами, и вздохнула. Специалисты редко когда наведывались в больницу по ночам, и теперь она очень нескоро сможет снова увидеть его.

Но все же подобная возможность предоставилась ей намного раньше, чем это Лесли предполагала. Воскресным вечером в их отделение поступил пациент, побывавший в страшной автомобильной катастрофе, и мисс Робертс, дежурный хирург, решила, что необходима немедленная операция.

Ночная сестра окинула палату тревожным взглядом.

– Вам необходимо побыстрее доставить пациента в операционную, сказала она Лесли.
– Больше некому.

Лесли изо всех сил старалась скрыть охватившее ее нервное возбуждение. Она никогда раньше не принимала участия в операции, за исключением тех нескольких случаев, когда ей с галлереи довелось наблюдать за происходившем в операционной, и тогда она была потрясена той странной драматичностью ситуации. Нет ничего удивительного в том, что все в больнице называли это место операционным театром! Ослепительные белые лампы, хирурги и операционные сестры в стерильных халатах, скрытые под масками лица, и живыми кажутся только глаза - все они были похожи на актеров, играющих свои роли в этом неведомом спектакле.

Но сегодня в операционной царила атмосфера всеобщего напряжения, и когда мисс Рбертс в конце концов сняла с лица маску, уже только по одному выражению ее лица можно было догадаться, что шансы пациента выжить были крайне малы.

– Нужна будет еще одна операция, - тихо проговорила она.
– Это его единственный шанс.

– И отнюдь не вселяющий надежды, - отозвалась на это операционная сестра.

– Я знаю. И есть только один человек, кто сможет сделать это.
– Мисс Робертс обернулась к Лесли.
– Помогите мне снять халат, сестра. Я сейчас позвоню мистеру Редвуду.

Филип Редвуд прибыл в больницу в пять часов утра. Пациент был все еще на столе, и когда хирург выступил вперед, все взгляды были устремлены на него. Буквально на секунду его взгляд задержался на операционной сестре, подошедшей, чтобы надеть ему маску. Затем он что-то тихо сказал анестезиологу, заглянул в историю болезни и приступил к делу.

Запарившись в длинном белом халате и непривычной маске, Лесли зачарованно следила за тем, как становилась все более очевидной сложность и деликатность операции. Редвуду не было необходимости спрашивать тот или иной инструмент: операционная сестра в точности предвосхищала каждое его желание. Один раз упал и зазвенел о кафельный пол оброненный скальпель. Все вздрогнули от неожиданности, все, кроми одного высокого, с ног до головы облаченного во все белое человека, склонившегося над кроваво-красным надрезом. Он лишь однажды взглянул вопросительно на анестезиолога, и когда тот утвердительно кивнул, снова склонился над столом.

На протяжении более двух часов он простоял за операционным столом, а затем наконец отложил инструменты и отвернулся. Он вытер пот со лба рукавом халата, сорвал с рук резиновые перчатки и устало направился к комнате, где переодевались хирурги для операции.

Лесли устремилась вперед, чтобы подать ему полотенце, и она слышала, как в это время кто-то из присутствующих спросил:

– Как по-вашему, сэр, он выкарабкается?

– Не знаю. Две серьезные операции за одну ночь - дело далеко не шуточное. Не всякому дано пережить такое.