Любовь и Рим (По воле рока)

Бекитт Лора

Женщина засмеялась:

— Я знакома со многими влиятельными людьми. И не называй меня госпожой. Мое имя — Амеана. Ты не слыхал обо мне?

— Нет.

— Вижу, ты умен, хорошо воспитан. И красив, как Аполлон!

Юноша покраснел. Женщина была старше его, но он не задавал себе вопрос, насколько велика эта разница. Ее милая, несколько дразнящая манера говорить необыкновенно нравилась ему.

Женщина без стеснения взяла его за руку, и они пошли рядом. Карион заметил, что почти все мужчины оглядываются на его спутницу. От нее исходило особое

тонкое очарование грации, изысканности, ума…

— А чем ты еще занимаешься, кроме того, что пишешь стихи? — спросила она.

— Учусь в риторской школе в Афинах.

— Вот как? Великолепно! Я ведь сама гречанка…

Они разговорились, и Амеана пригласила молодого человека на один из своих вечеров, пообещав созвать знатоков поэзии. Она объяснила, как найти ее дом, и Карион поклялся, что непременно придет. В тот же день он рассказал матери о чудесной незнакомке. Тарсия видела, как взволнован ее сын, и внимательно выслушала его. Она понимала, что Карион стоит на пороге влюбленности, и думала, что речь идет о женщине чуть старше его самого, быть может, разведенной или вдове. В те годы многие молодые патрицианки, в силу каких-либо обстоятельств получившие свободу, охотно принимали поклонение мужчин, создавали своеобразные салоны, словом, жили так, как им нравится и хочется, не боясь ни кары богов, ни людской молвы. Тарсия не спросила у Кариона имени незнакомки, полагая, что вряд ли что-либо слышала об этой женщине.

Молодой человек ушел, прихватив свои свитки, и вернулся еще более воодушевленным. Он читал свои стихи, и все были в восторге. А хозяйка дома… Она называет себя Кирис (морская птица)! Она и впрямь похожа на птицу, такая свободная, легкая и прекрасная!

Карион не слышал, как к порхавшей между собравшимися Амеане обратился один из гостей, Публий Тулл, слывший большим любителем красивых юношей:

— Уступи мне это чудесное создание!

— Ну, нет! — Гречанка тонко улыбнулась. — Это моя прихоть! Могу я хотя бы раз в жизни доставить себе настоящее удовольствие?

Публий Тулл хитро прищурил глаза:

— Я ничего не хочу сказать, Амеана, ты прекрасна, и все же… Не слишком ли он молод для тебя? Клянусь Венерой, от моей любовной науки ему будет больше пользы!

— Это мы еще посмотрим! — засмеялась женщина.

В тот же вечер Публий Тулл подошел к Кариону, предложил помощь и очень удивился, увидев, что юноша попросту не понимает его намеков: настолько он был далек от грязных человеческих игр.

…Карион ходил к Амеане еще несколько раз и в конце концов сказал Тарсии:

— Я не поеду осенью в Афины. Останусь в Риме.

— Не поедешь в Афины? — внимательно глядя на него, повторила Тарсия — Но ведь ты должен продолжать учебу!

Карион помолчал. После чего промолвил:

— Все изменилось.

— Это из-за той женщины? — догадалась Тарсия. Карион не ответил. Он сплел пальцы под подбородком и сидел, не двигаясь. В его взгляде смешивалось очень многое: мечтательность, твердость, доверчивость к жизни и настороженность, направленная,

скорее, на самого себя.

— Но кто она такая, что ей от тебя надо? Быть может, она просто кружит тебе голову? Известно ли ей, что ты не знатен и не богат? — допытывалась Тарсия.

— Известно. Да ей и не нужны деньги. Она сама богата, у нее такой дом…

— Она замужем или вдова?

Молодой человек пожал плечами. Он знал, что Амеана не замужем, и понимал, что она не аристократка.

— Возможно, ее содержат мужчины? Тогда тебе, как человеку молодому и неопытному в жизни, стоит держаться от нее подальше.

Тарсия решила открыто высказать свои опасения и теперь с тревогой ждала, что ответит сын.

— Ах, мама! — с досадой произнес он. — Неужели ты не понимаешь, что мне все равно! Она очаровательна, красива, умна, а остальное — неважно! Что касается возвращения в Афины… Пойми, таланту не научишь! Времена изменились: сейчас Римом правит не Марс, а Аполлон, потому все прочат мне великое будущее.

Тарсия изумилась: прежде она никогда не слышала от него таких речей.

— Так говорит твоя покровительница? Как ты называешь ее? Кирис?

— Да. Она говорит так.

— В чем-то она права. — Тарсия встала и прошлась по комнате. Карион продолжал сидеть — Только я скажу по-другому: сейчас миром правят люди, вооруженные не мечами, а золотом. Тебе кажется, что ты служишь искусству, но стоит незаметно свернуть не на тот путь, и тогда…

Карион предостерегающе поднял руку:

— Мама, не продолжай! Мне это не грозит. Главное, я понимаю, что за деньги не купишь ни любовь, ни судьбу.

Тарсия в упор смотрела на него своими серыми, в золотистых крапинках глазами.

— Судьба нередко бывает трагической, а любовь — несчастной. — И, вздохнув, села. — Мне неловко перед госпожой Ливией: она возлагала на тебя большие надежды.

Он вскинул на нее похолодевший взор:

— Я совершил что-то дурное? Почему ты решила, будто я не оправдал чьих-то надежд?

— А как же Гай Эмилий, которого ты так уважаешь?

— Он меня поймет. Мы беседовали о многом, в том числе — о любви. Он говорил: «Всегда следуй за своими чувствами, что бы ни случилось, не предавай свое сердце!»

— Так ты в самом деле по-настоящему любишь эту женщину? Карион кивнул.

— Но ведь она, кажется, старше тебя? Сколько ей лет?

— Не знаю. Это тоже неважно. Говорю тебе: будь ей хоть пятьдесят, мне все равно. Я люблю ее такой, какая она есть.

Тарсия положила руку на ладонь сына.

— Прости, что задаю такие вопросы, но… между вами что-то было?

Карион помедлил, потом все же сказал:

— Пока нет, но, надеюсь, это скоро случится.

Больше Тарсия не стала ничего говорить. Она не могла понять, отчего ей кажется, будто в этой истории есть что-то нечистое, и хотела посоветоваться с Ливией. Но в ближайшее время им не довелось встретиться. Помешали обстоятельства: в ноны секстилия, день Юпитера (5 августа, четверг) умер Марк Ливий Альбин.