Любовь и сон
Шрифт:
— Это не важно, — сказал Алан. — Согласно медицинскому законодательству штата, людей можно хоронить только исключительно на кладбищах. И уж никак не на заднем дворе.
— Медицинское законодательство? Но ведь ему это уже не повредит.
— А нашему здоровью может. Здоровью живых. Хорошего мало — закапывать мертвых где ни попадя.
Неужели Бони не знал об этом? На своем долгом веку он, должно быть, похоронил многих. Может, он имел в виду не совсем это; возможно, это была всего лишь игра, попытка притвориться, что ты можешь выбрать такую смерть, какую хочешь. Раз уж все равно придется. Она виновато почувствовала облегчение, потому что в любом случае не
— У меня есть идея, — сказал Алан. — Делай все как обычно, как положено. Но в то же время постарайся по возможности следовать его просьбе. А потом Фонд установит памятник там, где он хотел.
— Он вообще не хотел похорон, — сказала она. — Никакого богослужения.
Но он уже лежал на холодном столе в похоронном агентстве; она не могла уберечь Бони от того, что с ним сделают.
— Церемонию проведем по минимуму. Датское Братство [464] не устраивает пышных похорон. А людей соберем здесь.
464
Датское Братство — вымышленная протестантская секта.
— Хорошо, — еле слышно сказала Роузи. — Ох, Алан.
— Мы пройдем через это, — сказал Алан. — Уж ты мне поверь. Знаешь, люди часто оставляют подобные пожелания. Описывают, как они хотят быть похороненными. Но их нельзя исполнить. Часто бывает.
Роузи думала об этом — вернее, не могла избавиться от этой мысли. Перед ней неотвязно стояла та прогалина среди сосен, о которой говорил Бони. Чудное место — они вместе с Сэм устраивали там прошлым летом пикники, и Бони казался бессмертным, жутковато-бессмертным, словно уже умер и превратился в мумию.
— Хорошо, — сказала она.
Затем Роузи позвонила Пирсу Моффету.
— Он хотел, чтобы это вырезали на его могильном камне, — сказала она. — Et in Arcadia ego. Мне кажется, это не совсем подходящая надпись, если его там не будет. Правда?
— Это латинское изречение, — сказал Пирс [465] — «Et» — значит «и», а в другом переводе — «тоже». Поэтому и смысл немного разнится. Можно перевести: «Я тоже в Аркадии», среди красоты и покоя. Или же: «Я даже в Аркадии», а также где-то еще.
465
— Это латинское изречение, — сказал Пирс — Хотя мотив смерти в Аркадии восходит к пятой эклоге Вергилия, происхождение самого изречения гораздо более позднее. Впервые оно встречается как название картины (1621–1623) итальянского художника Гверчино (Джованни Франческо Барбьери, 1591–1666). Картина изображает двух пастухов, неожиданно наткнувшихся на человеческий череп; тот лежит на постаменте, украшенном именно этой фразой. Есть версия, что автор изречения — философ Джулио Роспильози (1600–1669, с 1667 — Папа Климент IX). Сентиментальный оттенок («И я жил в Аркадии») ему придали интерпретаторы одноименной картины Николя Пуссена (1594–1665); черепа на ней нет — лишь пастухи, собравшиеся у могилы товарища. Впрочем, и сама эта картина знаменует переход к тоске по былому счастью и беззаботности.
— Кто «Я»? — спросила Роузи.
— «Я», — сказал Пирс, — это Смерть.
Роузи почувствовала ком в горле, слезы в глазах; она попыталась справиться с ними, но безуспешно: так неудержимо вздрагиваешь или чихаешь;
На самом-то деле он знал, думала она. Он не сошел с ума. Он знал и признал себя побежденным. Она никак не могла успокоиться, не могла повесить трубку, и глупо, глупо рыдала в телефон, а Пирс слушал и ждал. О Бони: противник, с которым он безнадежно сражался, раскрыл свои объятья и успокоил, словно мать — непослушное дитя.
— Прости, прости, — пробормотала, едва ли не пискнула она, и ничего больше выдавить из себя не смогла. — Ладно. Так. Нужно подумать о чем-нибудь другом.
— Согласен, — сказал Пирс.
— Ты придешь? На похороны? Послезавтра.
— Приду, — ответил он.
Она повесила трубку, все еще вытирая глаза рукавом; и тут вспомнила про Сэм. Девочка сидела за старым столом Роузи (картонный столик, заваленный бумагами Фонда, с которыми она не успела разобраться, кому теперь нужно, чтобы она закончила?) и что-то рисовала.
И Роузи увидела хвостик скользнувшей на место души Сэм — та выходила наружу, впитать материнские слезы. Роузи подумала, что дочка часто, слишком часто видит, как она плачет, разговаривая по телефону.
— Я просто грущу из-за Бони, — сказала она.
— А мне уже не грустно, — сказала Сэм. — Его ведь уже нет здесь.
— Да, милая, — ответила Роузи. — В этом есть смысл.
— А Пирс тоже плакал?
— Нет. — Она встала. Еще столько сделать. — У меня дела наверху, посидишь здесь?..
Но Сэм уже подскочила к ней, и Роузи подумала: пускай. Она тоже была его другом.
— Мы пойдем в комнату Бони? — опасливо спросила Сэм, когда они поднимались по большой лестнице в передней.
— Да.
Директор похоронного агентства дал ей список того, что нужно принести для Бони, в том числе: костюм, рубашка, галстук (Зачем? — спросила Роузи. — Ведь его все равно закроют в этом ящике. И поняла, что это нужно как директору, так и ей или Бони: положено, значит положено). Боже мой, даже нижнее белье и носки. Туфли не нужны.
Его зубные протезы. Странно как: мы уносим в могилу не только свое тело, но и его историю, все следы несчастных случаев, всё, что с нами сделали за годы жизни. Проколотые уши, несъемные обручальные кольца, зубные пломбы и протезы, штифты в сломанных костях. Интересно, если у тебя деревянная нога или слуховой прибор, тебя похоронят вместе с ними? Тогда почему не очки?
Ни одна из них раньше не бывала в комнате Бони, хотя они и заглядывали украдкой: большая кровать под зеленым бархатом, из-под нее высовываются древние кожаные тапочки; увешанные зеркалами деревянные шкафы. На тумбочке возле кровати — книга, которую он читал, когда в последний раз спал здесь, лежит вверх корешком, раскрытая на последней странице, которую он прочитал. «К добру ли эта встреча при луне» Феллоуза Крафта, рассказы о привидениях.
Сэм с благоговейным любопытством принялась открывать двери шкафов. Как ни странно, гардеробы оказались полны, хотя обычный выбор одежды Бони был весьма скуден. Он никогда ничего не выбрасывал.
— Смотри, — сказала Сэм, вытаскивая пару бело-коричневых ботинок. — С когтями. — Она удивленно потрогала шипы.
Роузи попробовала представить, как несколько десятилетий назад Бони играл в гольф.
Здесь уже должны толпиться наследники, чтобы сделать все это для него; Алан сказал, что в Нью-Йорке живет пожилой племянник не то внук двоюродного брата, а больше никого.