Любовь и утраты
Шрифт:
Тимофей отмахнулся.
– Вы или плащ наденьте, или в машину садитесь.
Тимофей шёл, не обращая внимания на вопли своего водителя.
– Тьфу ты! – выругался шёпотом Иван Степанович.
Он вернулся в машину и медленно поехал следом. Тимофей обернулся.
– Куда ж ты по аллее? Тут же люди ходят. Хоть кол на голове теши.
Рабухина
– Почему ты не читала? Хорошая книга.
– Не было настроения.
– А сейчас?
– И сейчас нет.
– А когда будет?
– Как только ты увезёшь меня отсюда.
– Сегодня вечером позвоню Александру Ефимовичу, как-никак он здесь начальник. Отпустит – заберу.
– А сейчас ты не можешь позвонить?
Тимофей долго не думал.
– Могу. Только не уверен, что дозвонюсь.
Маша так и подскочила: ведь если профессор согласится, она уже сегодня может быть дома. А где дома? Если отпустят, куда он её повезёт? В Хлебников она не хочет, уж лучше тогда здесь. Слава богу, процедуры «наддува» закончены. «А Тимофей дозвонится, обязательно дозвонится, – думала она, – он всё может».
– Так ты идёшь звонить?
– Ты меня прогоняешь?
– Я тебя прогоняю, потому что хочу быть с тобой.
Это она так схитрила. Ждала, что он скажет, куда повезёт. Но он не сказал ничего. Пошёл звонить. Вернулся не скоро. Лицо серьёзное. «Не разрешили», – огорчилась Маша.
– Собирайся, да поживее.
Она обомлела. Не ожидала. Стала собирать свои вещи. Фрукты и сласти, привезённые им, оставила
– Машуня, какая ты счастливая!
– Да у вас тоже всё будет хорошо.
– Да я не о том. Какой у тебя Тимофей! Обзавидуешься.
– Какой?
– Красивый, богатый. И любит тебя.
– Кто это может знать?
– Дурёха, да это же сразу видно.
– Прощайте, девчонки. Поправляйтесь и не скучайте. Я вас навещать стану.
– Охота была тебе сюда возвращаться? Живи полной жизнью.
– Я своего слова не меняю. Бывайте!
Обнялись, расцеловались. Закрыв за собой дверь палаты, прислонившись к косяку, выдохнула:
– Уф! Наконец-то!
Подскочил Тимофей.
– Тебе нехорошо?
– Мне очень хорошо. Бежим скорей, пока не вернули.
Схватившись за руки, они побежали вниз по лестнице, вызывая недоумение больных и медперсонала. Но они никого не видели вокруг – они были только вдвоём. Только Он и Она.
За три дня, проведённых дома, Маша заметно оживилась, повеселела, всё делала вприпрыжку, напевая что-то лёгкое, это были всё детские песенки. На лице её появился здоровый румянец, совсем не тот, что видел он на её щеках перед госпитализацией. Когда Тимофей расспрашивал её о лечебном процессе, она по-ребячьи надувала губки, говорила, что это совсем не интересно, и она хочет поскорее об этом забыть. Перед выпиской профессор Рабухин рекомендовал ей больше бывать на воздухе. «Хорошо бы за городом, – сказал он, – совершать пешие прогулки, но не уставать, а если, случится, устанет, лучше посидеть в саду или в парке, тепло укутавшись». Этой программы они и придерживались. Когда находили удобное местечко, где не было сквозняков и надоедливых прохожих, Тимофей извлекал книгу и продолжал читать. Так они постепенно добрались до второй части.
Конец ознакомительного фрагмента.