Любовь и уважение

Громов Альберт

– Да, трудно вас понять, никак не проверишь, правы вы или нет. Я, вот, не пишу книг, могу только четверостишия сочинять, чуть-чуть рисую, музицирую на фортепьяно и арфе. К чему я создана на этой земле неизвестно. – Загрустила девушка.

– Не надо торопить события. Чудо произойдет тогда, когда придет время. Прозрение в своем предназначении будет трудно скрыть, спрятать. Оно ворвется в жизнь и перетянет на себя все силы, увлечет до изнеможения, а наградой будет то самое счастье. – Объясняя свою позицию, я ушел в себя и забыл про Анну Ивановну и остывший кофе.

– Хорошо бы побыстрее понять себя и свое место в жизни. – Сказала с грустью Анна.

– И что? – Я попытался дать девушке шанс высказать умную мысль.

– Ну, что, что. Не знаю, что. Мне и семью свою хочется, и реализоваться, как личность. Кем я стану после академии? Кто меня такую полюбит бестолковую? Какое оно будущее?

– Будущее уже наступило, особенно для тех, кто рожден в прошлом. Что вам еще не хватает? У вас все есть для личной реализации. Вам даже не надо искать пищу, не надо работать, надо только пробовать себя везде и во всем. – Последнюю фразу

произнес я слишком серьезно, как-то по-отцовски, переходя грань дозволенного для первого знакомства, о чем пожалел.

– Так не честно! Вам, такому опытному, легко говорить, ваши сомнения позади. К тому же своими фразами каждый раз ставите жирую точку в нашем разговоре. А еще я чувствую себя, как бездарная актриса на сцене. Простите, мне уже пора идти. Приятно было познакомиться, господин «А». – Анна Ивановна встала и направилась к выходу.

– А кофе? – Я остановил собеседницу, напомнив о долге. – За вами должок.

Анна Ивановна вернулась к столу с виноватым видом, потом расстегнула свою дамскую сумочку и вынула кошелек. По всему виду наблюдалась суета и неуверенность в ее действиях, было заметно, что она давно не платила за себя, поэтому положила на стол сумму больше, чем требовалось. Я промолчал и встал. Мне не хотелось портить эту выходку, и я сказал:

– Доброго дня и до встречи. Мне было приятно с вами Анна Ивановна.

– До свидания! – Ответила Анна серьезно, потом задумалась и, ничего не сказав больше, вышла из кафе.

Оставшись за столиком один, я стал искать в случайном знакомстве положительные стороны, вспоминать спонтанные мысли, эмоциональные краски, словесные обороты, пришедшие в мою голову и кратко записывать их в рабочую тетрадь. Мне было приятно познакомиться с девушкой, разглядеть в ней ум и хитрость, почувствовать себя молодым человеком, способным на равносильный диалог и, может быть даже на ухаживание. Понятно, что огромная разность в возрасте не оставляет мне никаких шансов на любовные приключения, потому что всегда найдется молодой и глупый щенок, который возьмет девичье сердце и, испугавшись, бросит его, когда столкнется с первыми трудностями жизни. Я же, никогда не бывший женатым, бездетный, не имеющий опыта повседневного совместного ведения быта в семье, оставался в душе все тем еще молодым парнем, хотя снаружи казался поседевшим степным лунем. Теперь жизнь мне казалась не такой бездонной, как в молодости. Я осознал свои возможности, их для проявления своего потенциала стало предостаточно. Наряду с прочим было к чему еще стремиться. К чему угодно, но кроме семейной жизни. Это не мое бремя. Меня всегда интересовал мир человеческих судеб. С возрастом стал замечать на улице больше молодых и привлекательных людей, а в особенности женского пола. Интересные мужчины тоже не остаются без внимания, для них уготавливается своя сюжетная тропа. Складывается ощущение, будто цех по производству молодежи стал работать с удвоенной силой, выталкивая их наружу пачками в разном возрастном исполнении. Иначе, откуда бы молодежи стало так много. Мне всегда казалось и до сих пор кажется, что девушки всегда остаются молодыми, а я заморозился во времени и просто существую в четвертом измерении. Раньше все казались взрослыми, солидными, такими заматерелыми, прожившими на свете длинную и трудную жизнь. В общении с ними чувствовал себя неопытным фантазером, которому не суждено попасть в подобные трудности по причине не то личной уникальности, то ли излишней наивной простоте. Сам понимал, что не было у меня серьезных проблем, потому что у меня отсутствовали денежные запасы, не было материальных ценных вещей, семьи, работы, в общем, ничего того, что привязывает стандартного человека к земной жизни. Ничего подобного не было, это было благо для меня, это было моим недостатком. Поэтому я мог свободно балансировать между слоями общества, давать умные советы, решать чужие проблемы на раз, осуждать неправильные поступки, ставить себя в пример окружающим. Старшие слушали меня, кивали головой в знак согласия, но ничего не делали в своей жизни, чтобы решить проблемы, просто дрейфовали по течению времени, иногда подгребая руками для мнимого осознания участия в течения времени. Сверстники и сверстницы необремененные материальными заботами казались такими же беззаботными мотыльками, как я. Только тогда, когда кто-нибудь образовывал семейную жизнь, или устраивался на работу, то сразу становился на несколько шагов старше и опытнее, самостоятельнее. Они вызывали уважение у меня и отсутствие интереса, так как им нечего было советовать, они сами неплохо справлялись и могли давать советы.

3. Любовь и унижение

В имение Ракиных я был приглашен не случайно. Визит был согласован и назначен заранее за две недели, чему я был очень рад, так как о Ракиных много слышал хорошего, в частности знал Анну Ивановну лично. Случилось со мной такое незабываемое событие по осени, точнее в начале октября. Накануне была опубликована моя новая повесть о любви и унижении, довольно нескромного, можно сказать, скандального содержания. Трудился над прозой я последние полгода в Чехии в Карловых Варах, не выбираясь в свет, ведя почти закрытый образ жизни. После тщательного редактирования с помощью моего местного психотерапевта Густова, тщательной проверки на ошибки и опечатки, повесть была издана в твердой яркой обложке в Австрии тиражом десять тысяч экземпляров. Над картинками поработала славная, но малоизвестная художница, сумевшая расшифровать мои ментальные образы и изобразить их на бумаге. Я так признателен тебе, Милена! О книге много писали в газетах такого, что однозначный вывод сделать не представлялось возможным обычному читателю. Даже опытные эксперты не доходили в своей практике до той черты, которую я нарушил и перешел далеко за ее предел. Читая статьи недалеких журналистов, которые пытались скакать по верхам и делать выводы, я чувствовал нарастающую интригу

вокруг моей книги, в тайне радовался и страдал от повышенного внимания ко мне и моей личной жизни. Тут я бы хотел признаться в слабости, когда писатель пишет книгу, то он временно уходит из общества, сосредоточивается на собственном воображении и литературно-художественном оформлении. Книга не горячий хлеб, на нее уходят месяцы, годы. За это время писатель становится одиноким, одичалым человеком, а после издания на него сваливается буря популярности и пристальное внимание. Поверьте, все хорошо до тех пор, пока это не случится с вами лично. Я боролся со своей застенчивостью, выталкивал себя из душной комнаты в шумные бары, встречался с друзьями и как можно больше общался. Так, не успев еще привыкнуть к славе, меня стали приглашать в дома для непринужденных дискуссий, обсуждений чужих проблем и бесконечной полемики.

Итак, во второй половине дня в загородный дом меня привезли в карете, личной собственности Раковых. Простым домом назвать княжеское имение назвать язык не поворачивался. Огромная территория, окруженная кирпичным забором с коваными решетками, сохраняла покой искусственного пруда, беседок под вековыми липами, цветника в форме лабиринта и трехэтажного каменного здания с четырьмя квадратными колоннами на входе. В цветнике был установлен фонтан, а также мне удалось разглядеть повсюду белокаменные скульптуры и барельефы из греческого эпоса. Так, в сопровождении двух слуг меня провели в дом. В фойе я быстро отдал пальто, прошел в уборную, умылся, намочил волосы, приведя их в хаотический вид, вытерся насухо полотенцем и присел десять раз для поднятия давления. Такой вот весь сияющий от восторга, взъерошенный, дышащий полной грудью от избытка энергии я вышел к гостям под аплодисменты. Ранее я уже бывал на подобных мероприятиях, поэтому был готов к развитию сценария, который сам придумывал заранее. Неприятный опыт прошлых встреч, когда из меня клещами вытягивали ответы на вопросы что, да как, а я не знал, как себя вести, стеснялся и скромничал, смотрел на время или пытался уйти пораньше, пошел мне на пользу. Теперь я был главой положения. Это мое шоу, которое я должен провести по своему сценарию, а хозяева будут не просто зрителями, а активными участниками. Таким образом, мое выступление должно было отвлечь княжеский род Раковых от затертых домашних разговоров о пользе или вреде обыкновенного чая или посадке новых цветов на газоне. Мне предстояло разогреть фамилию и гостей до жаркого спора, ожесточенной дискуссии, вытащить из каждого участника то, что он таит в недрах своего подсознания, но боится сказать вслух. Сделать дискуссию незабываемой.

Двери раскрылись прямо передо мной. В комнате стоял громкий спор, мужчины активно переговаривались между собой о чем-то важном, а женщины пытались вставить в разговор личное мнение. При моем появлении спор утих, а ему на смену пришли аплодисменты и слова восхищения. Так меня ждала семья Раковых. Здесь были женщины и мужчины разного возраста, рассевшиеся в разных местах, прислонившись спиной к стене, стояли слуги с салфетками в руках. Господа и дамы сидели на стульях в разных местах комнаты, кто-то присел на диване, другие в кресле у столика, что указывало на индивидуальность характеров. Иван Владимирович Ракин сидел на стуле между двумя окнами, завидев меня, замолчал первым. Он улыбнулся, встал и направился в мою сторону для рукопожатия. Неожиданно для меня, сделал он это так, будто знал меня очень давно и хорошо, хотя раньше мы никогда не встречались лично. Меня это сразу расположило к главе семейства и в целом ко всем остальным присутствующим. Затем я обошел всех в комнате женщин и мужчин для приветствия и персонального знакомства. Оказалось, что знал я только одну Анну Ивановну и то, в прошлом. Она узнала меня. Я заметил, как она повзрослела, стала еще красивее, держалась теперь гордо, величественно, как и подобает знатной особе. От той девушки, которую я знал ранее, остался узнаваемым все тот же открытый взгляд и чистый голос. Я еще раз осмотрел комнату и находящихся в ней людей для удобного места начала своего представления. В комнате были еще одни двустворчатые двери, уходящие в другие комнаты, они находились приоткрытыми. В это время года октябрьские пасмурные дни не баловали солнечным светом, поэтому занавески на окнах приспустили до половины, с противоположной стороны комнаты уже подсвечивали огнями свечей в канделябрах слуги. Они, прислонившись к стене с серьезными лицами, следили за порядком.

– Любовь и унижение – вечная тема для разговора. – Расхаживая по комнате, начал я свой рассказ, после паузы затишья. – Так, все-таки, что происходит в отношениях между мужчиной и женщиной? Одни считают, что в любви не места унижению, и не может быть никогда, в противном случае это не любовь, а ненависть. Другие не допускают мысли о непорочности в отношениях. Все мы люди и в одной и той же ситуации можем совершить множество разных поступков, которые между собой, порой, противоречат общим понятиям. Когда происходят экстремальные события, даже сам человек не может объяснить причины того, что толкнуло его на безумство. Что уж говорить о тех, кто проще воспринимает жизнь. Они не могут сопоставить эти поступки за любимым человеком и считают их проявления предательством, а то есть унижением по отношению к нему.

Анастасия Ивановна, старшая сестра Анны, женщина лет тридцати, полная и румяная, с живым взглядом сидела на гостевом диване одна, в эту минуту она находилась ближе всех ко мне. Женщина выглядела растерянно и не готова была к высказыванию своего мнения, однако, я видел ее тревожный взгляд в ту секунду, когда говорил про поведение человека в экстремальных ситуациях. Я присел рядом, чтобы втянуть ее в тему дискуссии и тем самым почувствовать расположение к себе.

– Анастасия Ивановна, в вашей семье есть дети?

– О, да, три сына. Вы разве не знали? Старшему Саше шестнадцать, среднему Петру двенадцать, младшему Савве год.

– Теперь знаю. Вы можете считать своих детей послушными? Они всегда беспрекословно исполняют вашу волю? – Продолжал я.

Конец ознакомительного фрагмента.