Любовь и верность
Шрифт:
Но вместо ожидаемого ею крика он весьма тихо произнес следующие слова:
– Моя жена была очень молодой, когда мы поженились. Утонченной. Она с отвращением думала о супружеских обязанностях. Хотя, возможно, отвращение внушал ей я. А Джозефу Бауэру каким-то образом удалось преодолеть ее возражения.
Несмотря на свою относительную молодость, Мэри Ивенсон редко так удивлялась тому, что ей говорили ее хитрые клиенты. Лорд Рейнберн обнажил перед нею свое сердце. Свою боль. Каким-то образом Мэри поняла, что до сих пор он никогда и никому не говорил правды.
Эдит Рейнберн была девственницей. И дурой.
Мэри
– Я это сделаю, – сказала она. – Я имею в виду, что найду вам кого-нибудь. Когда ей нужно будет выехать в Шотландию?
– Мы не должны приезжать в отель одновременно… Давайте так: пусть ваша девушка приедет через неделю после четверга. Чем скорее мы выведем негодяя Бауэра на чистую воду, тем лучше. У вас уже есть кто-то на примете?
– Да, – кивнула Мэри, надеясь, что тетя Мим одобрит ее сумасбродный план.
Сама Мэри не сумасбродка, напротив, она довольно спокойна. Разумна. Ответственна. Скучна. Но все это должно измениться.
Вытащив бланк контракта, она стала обсуждать с бароном его условия, словно желто-черные пчелы сонно не жужжали у нее в голове.
Глава 2
Форзит, Пертшир, Шотландия
9 июня 1904 года
Алек Рейнберн попыхивал сигарой в одной из башен отеля «Форзит пэлас», предназначенных исключительно для мужских развлечений подобного рода. Напротив него, за крытой шифером крышей, находилась женская башня, в которой несколько молоденьких, одетых в белые платья клиенток, не замечая видневшейся вдалеке голубой вершины Бен-Враки, в открытую разглядывали его. Они пытались привлечь его внимание, яростно размахивая носовыми платочками и кивая головами, но Алек игнорировал их, глядя на круглую подъездную аллею отеля.
Должно быть, девушки еще не слышали о нем и о его порочности, хотя можно не сомневаться, что их матери вот-вот ворвутся в башенку, уведут своих дочерей подальше и выложат тем все, что им, по их мнению, известно. Прошел почти год, и Алек уже привык к тому, что в комнате воцаряется молчание, когда он туда входит, взгляды устремляются в углы, и люди внезапно вспоминают о назначенных встречах. Он всегда привлекал к себе внимание – мужчина таких размеров не мог оставаться невидимкой, – но сейчас это внимание было ему ни к чему.
Ему все это надоело. Как только все будет кончено, он решится на что-нибудь. Сбежать из Англии будет не так уж трудно, потому что его сердце в Шотландии. Однако смерть Эдит накрыла мрачной пеленой его любимый Рейнберн-Корт, который, конечно же, по-настоящему не изменится от того, что там появятся новые драпировки и мебель. Оставаться в изоляции будет очень тоскливо, но Алек понимал, что общественное мнение о нем изменится еще не скоро.
Он не мог сказать правду. Даже человек с таким черным сердцем, как у него, не стал бы использовать Эдит для того, чтобы объяснить, что случилось. Ее родители уже ненавидели Алека за его недостатки. Но Алек мог жить рядом с их ненавистью – да и жил с самых первых дней его брака с Эдит, но ему не вынести новой волны горя, которую он им причинит, если они узнают причину отчаяния их дочери.
Независимо от того, что она сделала, он не смог убедить
По крайней мере Алек никого не подпускал к своему сердцу – его амурные похождения были короткими и бескровными. Он полюбил Эдит, но получил за это сполна, так что о любви больше и речи быть не может. Поэтому ему оставалось только каким-то образом восстановить справедливость, и его помощники уже на пути к нему.
Накануне он получил телеграмму от миссис Ивенсон. Двое его новых работников – мужчина и женщина – прибудут сюда дневным поездом. Алек не стал спорить в ее офисе, когда она объяснила ему, что никакая порядочная женщина не отправится в одиночку в этот глухой уголок Шотландии, пусть даже в такое роскошное заведение, как этот отель, предоставляющий гостям личных горничных и лакеев.
Алека не волновало, сколько ему придется выложить за это усилие, – его репутация погублена. Он больше не женится, и у него не будет сына, которому он сможет передать свой титул и поместье. Брат Алека Эван не растеряется, унаследовав от него несколько сотен фунтов стерлингов: Эван владеет винным заводом, продукция которого нравится самому королю Эдварду, и он богаче самого Алека.
Алек вытянул шею, когда внизу на длинной аллее остановился запряженный лошадьми блестящий черный омнибус отеля. Его пассажиров забрали на железнодорожной станции, и он приехал сюда по извилистой дороге, тянущейся вдоль сверкающей реки Таммел, прославившейся своим лососем. Они миновали джентльменов-гостей, которых привезли сюда раньше и которые теперь бродили по воде, ловя рыбу, потом шеф-повара, обещавшего приготовить им их улов на обед, а теперь ехали мимо игроков, рассыпавшихся по принадлежащему отелю полю для гольфа с девятью лунками.
Бауэр и его деловые партнеры попали в точку, создавая это великолепное заведение, отвечающее любому вкусу, будь то спортсмены, страдающие ипохондрией титулованные вдовушки или семьи с застенчивыми дочерьми, которые желали привыкнуть к высшему свету, сидя в общей столовой. Алек скрепя сердце с уважением относился к этому гениальному плану. Покойная королева сделала горный край Шотландии фешенебельным местом десятилетия назад, но не было тут места более фешенебельного, чем отель «Форзит пэлас».
Интересно, кто из выходящих из омнибуса людей – его Мэри Арден? И кто из них ее «брат»? Алек видел только их головы, прикрытые соломенными канотье и такими огромными дамскими шляпами, что те полностью загораживали фигуры надевших их женщин.
Алек положил сигару в хрустальную пепельницу. Он с деланно безразличным видом спустится к стойке регистрации и посмотрит, удастся ли ему распознать актрису, которую наняла миссис Ивенсон. Он надеялся, что она будет выглядеть наивной и беззащитной, – судя по дневнику Эдит, Бауэр хвастался тем, что волочится за самыми слабыми женщинами, которым всегда льстило его внимание. Он проникал в их постели и выуживал деньги из их кошельков. Шансов на то, что он женится на одной из них, не было ни малейших – у него были жена и дети, спрятанные где-то в Эдинбурге.