Любовь и войны полов
Шрифт:
Хотим мы того или нет, но семья, как единое целое, существует только при условии абсолютного послушания одного человека другому – жены мужу: без этого она неизбежно разваливается. «Свобода» и здесь приводит лишь к появлению максимально «свободного» потомства, устремлённого к своей деградации.
Пришло ли время осмысленного устройства семей – от взаимных мук к взаимному развитию? Развиваться и дышать или постоянно воевать и взаимно гасить друг друга?
Мир двух разумных и правильно воспитанных людей, может быть, как бесконечно им привлекательным, так и бесконечно отталкивающим, особенно если это не столько люди, сколько говорящие тела… Так, что будем считать,
Глава 4. Алекситимия – невидимые атаки зла
«Шаман борется с духом… Если победит шаман, то дух подчинится ему и шаман будет добрым, но если победит дух, то шаман будет подчиняться ему и станет злым».
Счастлив тот, чья страна детства сохранилась до глубоких дней его. Я лично счастлив. Место, где я впервые осознал себя, сохранилось почти полностью. Это Стрелка на Енисее в Красноярске. Оно постоянно у всех на виду, хотя от прежнего её облика уже ничего и не осталось. Или почти ничего…
Одиноко стоит в асфальте Архив. А раньше его окружал парк, в котором я так любил играть. Этот парк исчез. Пышный травяной газон его давно уничтожен – он глухо заасфальтирован, а от громадных его тополей остались лишь такие же серые, громадные пни. Детсад, где я впервые познал любовь к женщине, тоже исчез в никуда…
Но вот, что интересно – идеологическая, если можно, так выразиться, география этого места, сохранилась практически неизменной: на том месте, где стоял первый каменный храм города – Воскресенский Собор – тоже стоит храм. Но уже Искусств. И если внимательно приглядеться, то на боковой его стене можно различить белые развод – это вечный контур храма разрушенного. Его разрушители не знали, что однажды построенный и освящённый, любой храм уже вечен – его нельзя уничтожить. Невозможно. Там идёт нескончаемая служба о всех нас – живых и мёртвых, страшных грешниках и светлых праведниках. Обо всех…
Не изменилась и география места, «не очень, чтобы очень» – как там был винзавод, из которого местные умельцы проводили винопроводы прямо на свои кухни, так он, в сущности, и остался – теперь там музей Ленина и лавка парапсихологической литературы. А на месте бревенчатого барака моего детсада стоит большой дом, с «Лавкой Художника», где совсем недавно и я иногда покупал тут кое-какие картины, и где теперь раскинулся небольшой сквер…
В прошлом на этой площади много чего происходило. Во-первых, на самой Стрелке тогда была громадная лесопилка с горами брёвен, а близь неё – кладбище. Как и вокруг всех 26 православных храмов города. В истории России, мне лично, известно лишь две фигуры, особо ненавидевших кладбища.
Первый – Аракчеев, разорявший и переносивший их, так как они всегда мешали его новым проектам – абсолютно прямым дорогам и улицам.
Второй – Аракчеев коллективный – большевики, которые уничтожали их, где и как могли. Почему-то, у них была ненависть именно к кладбищам – ведь там лежало прошлое. А прошлое они люто ненавидели, потому, что прошлое – это всегда чья-то память.
В те времена существовала даже «норма» в 25 лет, после которого кладбища можно было, якобы, превращать уже и в парки. И превращали. В парки да танцплощадки. На костях. Вот только, почему-то, на
На этом самом старом кладбище было два знаменитых захоронения – командора Резанова и предка Уинстона Черчилля. С могилами предков Черчилля место моего жительства пересеклось даже уже и в Крыму – Под Балаклавой – у Альмы, есть похожий памятник. На большом поле лёг, под русской картечью, цвет британской конницы Их Величеств…
А вот командор имеет ко мне более близкое отношение. То есть, довольно близкое. Когда это кладбище уже превратили наполовину в лесопилку, несколько памятников на нём, всё-таки, ещё возвышались, но один был и вовсе – не могильный камень, а склеп-памятник, больше похожий на громадную русскую печь: гроб в него засовывали в канал посередине…
А над тем местом, где у покойника находилось в гробу лицо, был сделан вертикальный – наподобие печной трубы – широкий туннель вверх. Словно для того, чтобы и мёртвый он мог бы смотреть в Небеса и молиться Богу…
Почему было совершено это отступление от христианского обряда и тело не было предано земле?! Думаю, решающим было тут ожидание воли его родственников и начальства – как ни как, камергер. А вдруг они захотят перевести его тело и предать земле в самой столице? Не из-за этого ли, и произошли тогда эти полу-похороны, полу-консервация? Имевшие, для меня лично, самые прямые последствия…
Местная публика была здесь довольно лихая – старобазарцев в городе побаивались даже Николаевка, Кача и Кронштадт…
И вот, как-то, местные удальцы разграбили и сам этот памятник на могиле Командора. Думаю, что кто-то их, всё-таки, подговорил. Отбив кувалдой розетку спереди, они вытащили его гроб, вскрыли его и обнаружили там тело со шпагой. Я был ещё мал и всех подробностей не помню. Помню лишь, что тело его, было, почти, не тронуто тленом…
Тогда меня больше привлекал сам склеп. Своей функциональностью – туда можно было забраться и… Я ведь и представления не имел, что именно там и стоял этот гроб. В ответ на мои настойчивые расспросы об этом сооружении, мой братец, который тогда уже, был порядочным обалдуем, чтобы отвязаться от меня, ответствовал, что это «танк». И я полез в склеп – прямо в тот проём, где стоял гроб…
Тогда я ещё был предельно искренним и верил ему во всём. Мне и в голову не приходило, что людям свойственно лгать, а брату, так и особенно. Но когда я залез в «танк» – то очень расстроился – я никак не мог понять как он ездит: ведь, во-первых, он весь кирпичный, а во-вторых, и без колёс!! Весь день я мучился, соображая, как могут ездить в бою кирпичные танки без колёс. А ночью начались кошмары – я не мог выбраться из этого «танка» – мне было тесно и…
Довольно долго, я не связывал их со своим лазаньем в склепе, но потом задумался и стал вспоминать детали – как же, это всё происходило. Это была, как бы, борьба с некой сущностью, которая происходила не то со мной, не то во вне. И кто мне теперь скажет, кто я? Сын своих родителей или… реинкарнация командора Рязанова?
Внешне – вроде бы, сын. Но…а не произошел ли тогда у нас с ним обмен сознаний? А может я и был его реинкарнацией, ещё и до рождения, а туда полез, лишь затем, чтобы занять положение, которое было у него последним на Земле? Как знать – может быть, это и должно было стать, тем самым – над-генетическим кодом, который должен был открыть моё подсознание и мою надгенетическую связь?! Я принялся вспоминать все свои «дежа вю» – что там было, вспомнив, заодно, уже и, как тибетцы ищут реинкарнацию своего далай-ламы – всегда только по его вещам.