Любовь и жизнь леди Гамильтон
Шрифт:
— Что мне скрывать? Но ведь со мной может стрястись всякое. Мы, моряки, часто зависим от случая. А тогда, если у вас будет хоть какое-то обеспечение, останься вы одна…
Эмма схватила его за руку.
— Одна? Ты и правда боишься только воды и ветра? Ты мне не доверяешь, Том, иначе ты бы сказал правду. Но я думаю, что и так ее знаю. Ты не чувствуешь себя в безопасности, ты боишься капитана-вербовщика, Том. Ты опасаешься, что фокус с рукой тебе не поможет, и наступит день, когда ты попадешь ему в лапы. Это так, Том? Будь откровенен.
Он
— Да, они так и шныряют вокруг меня. Я уже дважды видел длинного боцмана у нашего дома. Только что, когда я сворачивал в переулок, я наткнулся на него. Он меня выслеживает.
Она побледнела, и рука, сжимавшая его руку, задрожала.
— Ты должен уехать, Том, оставить Лондон. Вернись к заливу Ди. Там ты знаешь все укромные уголки, да и рыбаки спрячут тебя. Слышишь, Том?
Он медленно повернулся к ней и посмотрел на нее преданными глазами.
— А вы, мисс Эмма? Что будет с вами?
Она в замешательстве отодвинулась.
— Я должна быть здесь, Том. Ты же знаешь, я не могу иначе.
Он грустно кивнул.
— Да, для человека возможно лишь то, что хочет сердце. Но и я — не могу я уехать отсюда, пока не буду знать, что вы в безопасности.
— А если бы я была в безопасности?
— Вы обещаете позвать меня, если окажетесь в беде?
— Да, обещаю, Том. А завтра пойду к мистеру Гибсону.
— Завтра воскресенье, я могу пойти с вами и взглянуть на мистера Гибсона. Можно, мисс Эмма?
Тронутая его заботой, она улыбнулась ему.
— Хорошо, Том. Завтра.
Он вздохнул как бы с облегчением. Затем поправил рукав, и Эмма увидала, как он повесил на пояс нож. Ее охватил смертельный ужас. Она бросилась к Тому и прижалась к нему.
— Не ходи, Том! Вдруг они нападут на тебя! Останься здесь!
Он внимательно посмотрел на нее; что-то вроде тени улыбки прошло по его серьезному лицу.
— Вы и в самом деле боитесь за меня, мисс Эмма?
Она, как бы пробудившись, протерла глаза. Не Овертон ли это стоял перед ней только что? Овертон, который намерен ее покинуть, чтобы страх разорвал ей сердце? Но это был всего лишь Том.
— Разве мне нечего бояться, Том? — проговорила она в смущении. — Разве ты не единственный мой друг на всем белом свете?
Улыбка в его глазах погасла.
— Не бойтесь, мисс Эмма, — сказал он глухо. — Я держу ухо востро. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Том.
Больше она его не удерживала. Она отпускала его в ночь, навстречу опасности. Быть может, навстречу смерти — потеря свободы была для него равносильна гибели. И все-таки она его отпускала.
Она знала, что, если бы он остался, она не смогла бы устоять перед взглядом его печальных вопрошающих глаз. Из сострадания, наполнявшего ее сердце, она поддалась бы слабости. Она посвятила бы себя ему, думая о другом, тоскуя о другом. Ведь его она не любила.
Но если бы на него теперь напали, она не раздумывая бросилась бы между ним и грозящей ему опасностью. Она готова была умереть за него. Причудливое, загадочное чувство.
Ей
Неужели она все-таки любила его?
Он уже не услыхал ее. Звук его шагов затих вдали. Вокруг царила тишина. И в этой гнетущей тишине она стояла и думала, думала…
Глава десятая
Прежде чем войти в сад «Лебедя Эйвона», Эмма еще раз обернулась, чтобы взглянуть на улицу. Она все время опасалась нападения. Но не увидала ничего подозрительного. Вокруг царил мир и покой воскресного утра. Голубоватый дым поднимался из труб далекого города, лениво покачивались корабли на Темзе, на берегу почти никого не было видно. Лишь один человек медленно шел со стороны города, его белая соломенная шляпа блестела на солнце. Время от времени он резким движением бросал на тянувшееся вдаль дороги поле камень, который всякий раз норовила схватить его изящная, белая в желтых пятнах левретка, радостно прыгавшая вокруг хозяина.
Успокоившись, Эмма улыбнулась Тому, и они прошли по тенистой аллее, которая мимо рядов столов и стульев вела к дому. Здесь под навесом с важным видом сидела полная женщина. Она вязала чулок, на ней были крупные золотые часы на тяжелой цепочке, пальцы были унизаны кольцами с блестящими камнями, а на тщательно причесанных волосах красовался величественный убор из перьев.
— Что господам угодно? — спросила она низким голосом, в то время как ее глаза изучали Эмму. — Я миссис Гибсон, владелица. Роль в «Ромео и Джульетте»? К сожалению, все уже заполнено. Жаль, вы очень красивы, дитя мое. Как вас зовут?
— Эмма Лайен, мэм.
— А джентльмен? Он тоже претендует на роль? Но у него только одна рука! Это ваш брат, мисс Лайен?
Том немного смутился.
— Я ее кузен. Том Кидд, мэм! Мисс Эмма находится под моей защитой.
Миссис Гибсон улыбнулась, опустив уголки губ.
— Прекрасно, сударь! Молодой девушке в Лондоне это необходимо. Я это ценю, и мистер Гибсон также это ценит. Мистер Гибсон придерживается твердых моральных принципов, в театре это редкость. В этом отношении вы можете быть совершенно спокойны, мистер Кидд. Но, как я уже сказала, все женские роли розданы, и хотя мисс Лайен была бы значительно более красивой Джульеттой, чем та молодая дама, которая назначена на эту роль, но изменить что-либо уже невозможно.
Она замолчала, глядя на вход в сад, куда ворвалась пятнистая левретка.
— Извините меня, но это гость, которого я должна встретить.
— Мисс Эмма готова согласиться и на меньшую роль, — с горечью сказал Том. — Она хочет стать актрисой и ищет возможности как-то начать.
Дама нетерпеливо нахмурила брови и указала на дверь в стене дома.
— Если вы не верите мне, спросите самого мистера Гибсона. Он в театральной конторе. Однако ничего другого и он вам не скажет.