Любовь из легенды

Лубенец Светлана

– В этих можно, – печально отозвалась Галка.

– Неужели? – усмехнулась Ольга. – И в какой же книге это написано?

Галя Калинкина очень много читала. Она не просто любила читать – она была фанаткой чтения как процесса. Она с одинаковым интересом могла читать не только романы или повести, но и любой попавшийся на глаза печатный текст. Если Галке вдруг делалось скучно у кого-нибудь в гостях, она уединялась в углу и углублялась в чтение того, что попадалось под руку. Это мог быть учебник по природоведению для третьего класса, справочник

рыболова-любителя, инструкция по установке оконных стеклопакетов или листовка-вкладыш к медицинскому препарату против пародонтоза.

– Во многих, – уклончиво отозвалась Галка.

– Знаешь, Калинкина, мне кажется, ты сама в них влюблена не меньше, чем другие. И мне противно, – Ольга сморщилась, – что я тоже только что сказала о них во множественном числе. Просто наваждение какое-то!

– Я думаю, – не стала ничего отрицать подруга, – есть одно средство, которое может заставить их отлепиться друг от друга.

– Интересно, какое же?

– До сих пор их одинаковость была им только на руку, поэтому необходимо создать ситуацию, в которой им станет невыгодно быть очень похожими.

– Например?

– Ну… не знаю… надо подумать, обратиться к известным образцам. Знаешь, ведь на самом деле литературная классика давно дала ответы на все вопросы, надо только сообразить, в каком произведении.

– Тогда, Галка, все зависит исключительно от твоей памяти. Ты уж напрягись, пожалуйста, – попросила Ольга и села напротив подруги, которая, не откладывая дела в долгий ящик, углубилась в воспоминания.

– Можно, например, попробовать вариант под названием «Человек-амфибия», – наконец сказала она.

– То есть? – удивилась Ольга.

– То есть ты говоришь Сашке, что любишь его, но вынуждена уйти, к примеру, к Вовке Николаеву… ну… как Гуттиэре к Педро Зурите, потому что твой отец должен Вовкиному отцу… скажем, две тысячи долларов. И его отец твоему долг простит, если ты согласишься выйти за его Вовку замуж, – одним духом выпалила Галка.

– Совсем с ума сошла! – возмутилась Ольга. – Какое еще замужество, когда нам по четырнадцать лет!

– Подумаешь! Между прочим, Джульетте ее несовершеннолетие нисколько не помешало тайно обвенчаться с Ромео.

– Я, Калинкина, тебе никакая не Джульетта, а Вовка уж тем более не Ромео, и венчаться я с ним не желаю, ни тайно, ни явно.

– А кто заставляет? Ты же просто так скажешь Сашке, для создания критической ситуации.

– Ну тебя, Галка, придумаешь тоже! Добровольский, может, «амфибию»-то и не читал, а потому ничего не поймет, а от Вовки потом вообще вовек не отвяжешься.

– Фильм-то наверняка все смотрели. Там Ихтиандрик – такой красавец! Кстати, Добровольские на него здорово похожи, только родинки у них лишние.

– Глупости все это! Нет, придумай что-нибудь другое. Без долларов и замужества, пожалуйста.

– Можно, конечно, и другое, – тут же согласилась Галка. – Вариантов тысячи. Вот еще один, «Три мушкетера» называется. Если кто и не читал, то фильм наверняка сто раз

смотрел.

– Ну и чего там, в твоих «мушкетерах»? – насторожилась Ольга.

– А вот чего: ты прикидываешься, что тебе, к примеру, в столовой в пюре с жареной рыбой подлили, как Констанции, яду. Ты корчишься на полу в муках и говоришь Сашке, что любишь его, но рада умереть, потому что не можешь перенести его и Пашкиной подлости.

– Нет, ты, Калинкина, просто ненормальная! Умирать мне, знаешь, что-то совершенно не хочется!

– А кто заставляет? – опять спросила Галка.

– Что же, я, по-твоему, поприкидываюсь немного отравленной, а потом встану, отряхнусь и пойду домой?

– Можно не сразу. К тебе, конечно, тут же «Скорую помощь» вызовут, тебя увезут, а потом выпустят, поскольку ты на самом деле никакая не отравленная. А Сашке можно, в случае чего, потом напомнить, что медицина в наше время очень далеко вперед ушла с тех пор, как миледи отравила госпожу Бонасье.

– Чушь ты несешь, Галка! Я вообще не понимаю, почему в этих твоих дурацких ситуациях Сашке будет невыгодно быть похожим на Пашку?

– Да потому, что именно из-за него, из-за Сашки, а вовсе не из-за Пашки, ты готова умереть от отравленного пюре. Я думаю, каждому парню это было бы приятно и каждый не хотел бы, чтобы и из-за другого, будь он хоть трижды самым кровным близнецом, девушки тоже кончали бы жизнь самоубийством.

– Каким самоубийством? – расхохоталась Ольга. – Отравление же дело рук миледи.

– Какая разница, – отмахнулась от нее Калинкина.

– Нет, Галка, это все не то. Ерунда какая-то. Думай еще!

– Знаешь, на тебя прямо не угодишь! Есть, конечно, варианты и попроще, подоступнее. Например, возьмем то же «Горе от ума». Не хочешь умирать от отравления, тогда придется тебе, как Софье в Молчалина, временно втрескаться в кого-нибудь самого замухрыжного из нашего класса, например – в Петюню Казбекова.

При упоминании о Петюне Ольга упала на диванную подушку, расшитую жар-птицами, и чуть не задохнулась от смеха.

– Ой, не могу! – наконец проговорила она. – Разве кто-нибудь поверит, что я, как ты говоришь, втрескалась в Петюню?

– А зачем кому-то что-то знать? Ты будешь любить его тайно, как Софья.

– Да? – продолжала заливаться смехом Ольга. – А как же тогда Сашка про эту мою любовь узнает, если она будет тайная?

– Напрасно ты смеешься, – заметила Галка. – Все можно продумать, было бы желание!

У Ольги желания не было. Петюня Казбеков представлял собой весьма жалкое зрелище и чем-то походил на телевизор с ножками, модернизированный двумя экранами. Экранами были огромные увеличительные стекла квадратных очков, за которыми почти скрывалось невыразительное лицо Петюни. Сходство с телевизором добавляли плоская, вытянутая по горизонтали голова и почти полное отсутствие шеи. Естественно, что однажды произнесенное прозвище – Телевизор – прилипло к Петюне и закрепилось за ним навсегда и намертво.