Любовь к наследству прилагается
Шрифт:
— Эммм, в завещании произошли некоторые изменения, но самое главное — никто до окончания тендера не должен узнать об его смерти. Иначе все рухнет. А через три месяца мы его… выкопаем и похороним там, где и планировалось изначально.
— Выкопаем? Выкопаем? — повышаю голос, срываясь до ультразвука, потому что все это походит на какую-то комедию с черным юмором. — Господи, пусть это все будет сном, страшным сном!
— В три нужно явиться к распорядителю, — Я перевожу взгляд на Любочку и замечаю, что она, кажется, ели сдерживает улыбку. Ей смешно? Ну, ничего, после оглашения завещания
В ее взгляде нет никакого сочувствия и скорби, уверен, она только подлизывалась к деду, в надежде, что тот продвинет ее по службе еще выше. Хотя, куда уж выше? Она и так, можно сказать, управляла заводом. Когда дед отправлялся в командировки то оставлял все на нее, а не на меня. Я словно был пустым местом!
До сих пор не могу поверить, что его нет в живых. Мне казалось, он будет жить вечно. Родители погибли, когда мне было пять и меня воспитывал он, а теперь…. теперь и его нет.
Я чувствую себя бессердечным, потому что за два дня ни разу не почувствовал скорби и сожаления. Я все ещё верю в то, что когда приеду в загородний дом, найду его в гостиной с чашкой чая, читающим утренние новости и сетующим на нынешнюю власть, бюрократию и коррупцию.
Но все же, что-то в этой улыбочке заставило меня напрячься. Как-будто она знает то, чего не знаю я.
Я веду машину и нервничаю. В завещании были какие-то изменения, значит ли это что стоит ждать неприятных неожиданностей?
Я пытаюсь успокоить себя, но каждый раз когда перевожу взгляд на довольное лицо Любы, расслабленно развалившуюся рядом со мной в пассажирском сидении, в душу закрадывается сомнение: а вдруг дед на старости лет сошел с ума и решил сделать ее своей наследницей? Он ведь души в ней не чаял. Любочка то, Любочка сё, Любочка заключила выгодную сделку с поляками, Любочка выбила нам отличную скидку на сырье. В горле костью у меня уже стоит эта Любочка!
— А ты… ты видела новое завещание? — спрашиваю взволнованным голосом.
— Нет. Это все что тебя интересует?
С силой сжимаю руль, пытаясь совладать с собой и не выбросить ее из машины на первом же перекрестке.
— Я просто не хочу никаких неожиданностей. Например, узнать, что все имущество дед завещал питомнику для собак.
Черт, а дед ведь и в самом деле несколько недель назад грозился лишить меня наследства, раздав все деньги бездомным.
Руки задрожали и впервые за долгое время я по-настоящему испугался. Мысленно начал прикидывать что именно записано на меня. Машина, квартира в городе, дача…нет, дача на деда оформлена. Черт возьми! Только квартира и машина! И банковский счет. Всего один.
— Ты правда веришь, что Федор Александрович, человек, который не соблазнился ни на какие деньги и сорок лет был единственным акционером компании, смог бы завещать свое имущество каким-то собакам? — пораженно спрашивает Люба, впиваясь в меня своим пронзительными глазами.
— На старости лет людям свойственно впадать в маразм, — говорю раздраженно, паркуясь перед нотариальной конторой. — И вообще, из-за тебя я не успел на похороны.
— Ты попросил забронировать место на ближайший рейс, я забронировала!
— Пять пересадок, Люба! Пять пересадок, пока я добрался до города! Ты специально это слала,
— Послушай, я сделала как ты просил, думаешь, у меня было время на то, чтобы смотреть сколько часов длится перелёт? Я раздавлена смертью Фёдора Александровича не меньше чем ты, он был для меня вторым отцом! И я была серьёзна, когда говорила, что никто не должен узнать об его кончине. У нас на носу многомиллионный тендер и если наши конкуренты узнают настоящее положение дел, нас просто напросто разнесут в пух и прах, — она разъярённо прожигает меня своим взглядом и я полностью разделяю с ней ее мнение. На счёт взаимной неприязни.
Мы знаем друг друга вот уже семь лет. С того самого дня, когда я впервые увидел ее в приёмной деда в роли секретарши. И с первого взгляда мы возненавидели друг друга. Ей было двадцать пять, мне — двадцать два. Она выглядела настоящей замарашкой и я не упустил возможности подколоть ее на счёт бабушкиных туфель. Вот тут то и Люба показала своего внутреннего демона и высказалась на счет того, что думает о таких «тупых пижонах» как я и о моих красных мокасинах (тогда это было чертовски модно, что поделать?).
Перевожу взгляд на девушку, понимая, что от той невзрачной серой мышки почти ничего не осталось. Разве что характер.
Не была бы Люба такой стервой определенно подкатил бы к ней вот такой. Стройная шатенка с шикарной гривой волос и пухлыми розовыми губами, которым нашлось бы много применений. Огромные глаза, ямочки на щеках и лисья улыбка. Но внешний вид милой дамочки обманчив, потому что в душе она ведьма. Самая настоящая ведьма. Такой дорогу лучше не переходить и вообще, что-то подсказывает мне, что родится она должна была мужиком. Настоящим диктатором с грозной внешностью, а не девушкой среднего роста с выдающимися формами бюста.
— Ну, чего таращишься? Идем, три минуты осталось.
Ах, да, а ещё она помешана на пунктуальности. В офисе даже ходили слухи, что она продинамила кого-то из чешских партеров, потому что тот опоздал на свидание. Могу поспорить, она до конца жизни будет незамужней бездетной девой, отпугивающей всех вокруг своими уничтожающими взглядами.
Громко хлопаю дверкой машины и иду туда, где свершиться моя судьба.
— О, Кирилл, добрый день, молодой человек! Давно не виделись, — поприветствовал меня в своём кабинете Никита Афанасиевич, с которым я знаком уже не один год.
— Здравствуйте, жаль только что повод не самый радостный, — пожал его шершавую руку и заметил какие-то непонятные переглядывания между ним и Любой.
— Да, повод действительно не самый приятный, — словно очнувшись пробурчал он, в последний раз бросив хмурый взгляд на Левандовскую и вернулся на свое место за дубовым столом.
Низенький и щуплый старичок, он как всегда восседал на своём огромном кожаном кресле и скрупулёзно вычитывал каждое слово в документах. Сколько его помню, его рабочий стол всегда был девственно чист, не считая подставки для ручек и неизменного коричневого ежедневника. Дед полностью и бесповоротно доверял Рубанову, поэтому причин сомневаться в том, что завещание настоящее у меня не было.