«Любовь к родине в патриотизме не нуждается»
Шрифт:
Писатель Алексей Иванов констатирует:
столица до сих пор не знает России.
Тютчевское заклятье «Умом Россию не понять…» вовсе не означает, что занятие это бессмысленное. Можно ведь сначала попытаться понимать окружающую нас в пространстве и времени жизнь, а потом уже выходить на глобальные умозаключения.
Уральцам в этом смысле очень повезло – у нас под боком, в Перми, живет писатель и культуролог Алексей ИВАНОВ. Он автор
Труд – наше уральское всё
– Алексей, от фильма «Хребет России» много ждали. Но, к сожалению, он, кажется, не стал событием для уральцев. Его смотрели, как буклет. Между тем в вашем фильме есть огромная смысловая нагрузка, которая должна была бы наше сознание буквально перевернуть. Почему этого не произошло. Чего не хватило?
– Много чем это можно объяснить. Начнем с того, что фильм пришлось ждать слишком долго. За это время люди просто сами себе придумали будущее кино. А когда, наконец, увидели, то фильм не совпал с тем, что вообразили. К тому же одна серия в неделю – «в час по чайной ложке». Собранный воедино, фильм дал бы кумулятивный эффект, шарахнул по мозгам. Но плакать не стоит. Судьба фильма не кончается премьерой. Фильм – в тренде уральской культуры, и смысл его вскроется тогда, когда тренд прояснится отчетливее.
– Может быть, до этих смыслов наше сознание просто не созрело?
– Не то, чтобы не созрело, а не научилось переформатировать базовые понятия в соответствии с новой эпохой. Например, мысль о том, что главная ценность Урала – труд, многим кажется наследием совка. Опять, мол, «Слава труду!» и тэ дэ. Но ведь труд – это не только канавы копать. Творчество – тоже труд, и порой каторжный.
– По-вашему, главная ценность жителя Урала – это именно труд как таковой?
– Да. На Урале труд является сверхценностью, потому что человек выявляет себя через труд. Не через бунт, не через богатство, не через власть, а через труд. На Урале высшее достоинство – не предать своего дела. Кто был культовым героем на Урале? Ермак, который пожертвовал свободой и жизнью ради дела – удержания Сибири. Святой Симеон Верхотурский, который не совершал ратных или молитвенных подвигов, а просто трудился, явил идеал труда и за это был канонизирован.
Уральский тип поселения – город-завод. В центре – завод, а не храм, не кремль и не рынок, место труда, а не молитвы, власти или торговли. А уральский город-завод – уникальный градостроительный принцип, в мире такие селения только у нас.
О подобных вещах в истории Урала можно говорить долго. Но возьмём день сегодняшний. Вот у вас в Челябинской области форма репрезентации региона – заповедники, национальные парки. И почти каждый несет смысл труда. В чем ноу-хау жителей Аркаима? В плавильных печах, совмещенных с колодцами. Не зря же в заповеднике есть Музей печей. В чем притягательность Ильмен? Не в самоцветах, которые в музее и недоступны, а в старинных копях. Отчего Зюраткуль так прекрасен? В
Слон не сложнее собаки
– Скепсис в отношении темы труда – это первая причина «непрочитанности» вашего фильма. Что еще?
– Нынешняя культурная ситуация в России такова, что признается только один культурный проект – столичный. А провинциальные культурные проекты осмысляются как недоразвитые столичные.
Но ведь это не так. Есть уральский культурный проект – так сказать, рабочий. Есть сибирский – промысловый. Есть южнорусский – казачий. Презентацией среднерусского культурного проекта, крестьянского, является «Золотое кольцо». Презентацией северорусского, поморского, – подзабытый ныне аналог «Кольца» комплекс «Северное ожерелье». Из таких культурных проектов и состоит Россия.
А московский, столичный культурный проект – один из многих, просто более богатый, жирный. Но утверждать, что он лучше и сложнее прочих – все равно, что утверждать, будто слон лучше и сложнее собаки, просто потому, что он больше. Но кто сказал, что дистрофик непременно тупее толстяка? Надо, чтобы культурные проекты России были в равной степени «в меру упитанны». Тогда наша культура и окажется «в полном расцвете сил».
– А что вы имеете в виду, говоря «культурный проект»?
– Я имею в виду региональную идентичность. Идентичность – это система параметров, система ценностей, которая выстраивается вокруг сверхценности. На Урале сверхценность – труд. В Сибири и Поморье – предприимчивость. В казачьей России, южной, – справедливость. В средней России, крестьянской, – собственность.
Сверхценности не рождаются сами собой. Они становятся таковыми благодаря объективным причинам – климату, ландшафту, особенностям населения. Какой способ освоения данного региона наиболее эффективный, такую сверхценность и выбирает общество. Если в Сибири наиболее эффективно промысловое хозяйство, то и сверхценностью будет предприимчивость. Если на Урале наиболее эффективно горнозаводское хозяйство, то сверхценностью будет труд.
Вот для башкир наиболее эффективным было полукочевое скотоводство, а порядок жизни в Российской державе им мешал – крепостное право мешало, частное землевладение, бюрократия, административные границы. Башкиры двести лет восставали. И выработали сверхценность – национальную независимость. Отделение от России. Поэтому культовый герой там – Салават, сама Башкирия при Рахимове заболела сепаратизмом, и повсюду висят лозунги «Башкирия и Россия навеки вместе», что надо понимать «навеки порознь».
– А эта различность для столичных деятелей неочевидна?
– Нет. Но не потому, что они такие снобы, хотя верхоглядства и пренебрежения у них в избытке. Просто столичный культурный проект – уже постиндустриальный, а региональные – ещё нет. Надо региональные культурные проекты вытаскивать на более высокий уровень. Вот ваш челябинский бум национальных парков – как раз и есть одна из таких технологий модернизации. Есть и другие технологии, в том числе и на Урале. Без этого регионального развития и столичный культурный проект со временем превратится в мир планеты Плюк из галактики Кин-дза-дза. Там ведь показан как раз такой культурный проект, постиндустриальный, но единственный. И – полный деграданс. Малиновые штаны, универсальное слово «ку» и песни «Ы-ы-ы!». Это кино про Россию, где осталась одна Москва.