Любовь как закладная жизни
Шрифт:
Он глянул на часы.
— Это Алексей. Он обещал приехать. — Еще раз поцеловав жену, Боруцкий поднялся. — Сейчас станет легче, Бусинка, обещаю. — Он осторожно провел по ее щеке пальцами.
Агния слабо и вымучено улыбнулась. И то прогресс.
Боров пошел открывать врачу. И был крайне удивлен тем, что того уже впустил Соболев. Но еще больше его удивило то, что помимо так же удивленного такой «толпой» Лехи, у порога квартиры стоял Никольский, бывший глава областного управления службы безопасности страны, а ныне — начальник службы безопасности самого Соболя.
—
— Эта ночь будет самой трудной. — Проворчал в ответ Леха, проходя мимо него в спальню. — Ей надо это перетерпеть, хоть я и постараюсь по максимуму облегчить состояние Агнии. — Алексей остановился и серьезно глянул на Вячеслава. — И тебе, Боров, надо перетерпеть. Не вздумай глупостей наделать. Ее я транквилизаторами накачаю. А вот ты… — Тихо предупредил друг.
— Не дурак. Понимаю. — Проворчал он, не признаваясь, что это не так и легко — просто терпеть, глядя на ее страдания.
Но постарался сам прибегнуть к тому же способу, о котором только что сказал Бусинке. Он вытерпит. Эту минуту. И сильнее его корежило. А тут — здоровье его девочки, ее жизнь на кону.
— Слава.
Боруцкий обернулся, глянув на Соболева, который, уже куда-то отправив Никольского, ждал его в дверях.
— Мне ехать надо. Насчет самого плана — еще встретимся, согласуем. — Тихо сказал Соболев, когда он подошел впритык. — Это тебе. Думаю, хватит ума применить. — Он сунул ему в руку какую-то флэшку. — С этим тебе Шамалко ничего не сделает, даже если попробует тебя прижать в обход меня. Только по-умному действуй. — Соболь хмуро глянул на него. — За то, что здесь, — он махнул головой на флэшку, которую Боруцкий пока сунул в карман. — Мояжена слишком дорого заплатила.
Не имея понятия о том, что же там на этой флэшке, Вячеслав кивнул. Честно говоря, ему сейчас не до того было. Хотелось вернуться к Агнии, дождаться, пока Леха поставит все капельницы и даст все, что там надо. А потом — лечь рядом с ней и обнять. Чтобы ей помочь. И чтоб самому справиться.
Ночь они выдержат. Вместе. Впервой, что ли?
Соболев махнул рукой на прощание и молча вышел, а Вячеслав закрыл замок и пошел в комнату. У Федота ключ есть, сам откроет.
— Бусинка, маленькая. — Она с удивлением и недоумением смотрела на Вячеслава Генриховича, который вдруг уселся на корточки перед креслом. — Я тебя обидел вчера?
Боруцкий смотрел на нее как-то непонятно.
И выглядел так… ну…, помято, если корректно. Впрочем, неизвестно еще, как она сама выглядит после ночи, проведенной в кресле. А все равно, даже сейчас, он ей казался очень красивым. И как она только могла когда-то посчитать, что он…
О, Господи! Вячеслав Генрихович, кажется, что-то еще спросил. А она не услышала, сидит, и пялится на него, как дурочка. И внутри столько всего смешалось, что просто жуть!
Он ее поцеловал вчера.
Ох, день у нее вчера, видно, был такой. Целовальный. Вот,
Она не знала, как ему в глаза посмотреть.
Ей и стыдно было отчего-то, и неловко как-то, и щекотно даже. И только от того, что она вспомнила этот поцелуй — в животе что-то сжалось, так…ох, Агния не знала как. Но аж до пальцев ног дрожь прошла, и по всему телу волоски маленькие на коже «дыбом» встали. И дыхание перехватило так, что пришлось закусить губу и отвести взгляд от Вячеслава Генриховича. Она боялась, что он поймет.
Вот, не знала Агния как, но догадается, что поцеловал ее. И что ей…
Господи! Ей это так понравилось.
Да, она растерялась сразу, да, не знала, что делать и куда руки деть. И язык еще.
Ой, странно так. Агния, вот, всегда думала, что при поцелуях надо будет с носом что-то делать. Ну, не в смысле, что он у нее там выпирает, или что-то в этом роде. Но когда два человека, с носами оба, прижимаются друг к другу губами, те, по логике, должны мешать. И чтоб этого избежать, надо же что-то делать…
А оказалось — нет. Не мешает. Или это потому, что ее Вячеслав Генрихович держал, и уж он-то знает точно, как надо поворачивать голову, чтоб не мешало там ничего.
И вот Сашка ее тоже поцеловал. И тоже, выпивший — так ей противно и гадко было. А Вячеслав Генрихович, вроде, и раз в пять больше пьяный был, а от его поцелуя — у Агнии голова закружилась. И сердце заколотилось тогда так, что казалось, из груди выпрыгнет. И, вообще…
— Бусинка. — До нее, наконец-то, дошло, что Вячеслав Генрихович так и сидит перед ней.
Еще более мрачный и серьезный, чем две минуты назад. И руки у него в кулаки сжаты. И взгляд такой… такой…
— Господи, что же я с тобой сделал, что ты и ответить боишься? — Чуть ли не просипел он.
Агния удивленно вскинула голову.
— Вы? Нет, что вы! Вы — ничего, Вячеслав Генрихович. — Она даже наклонилась, совсем не подумав об этом, и схватила его за руку своими ладошками, с трудом обхватив сжатый кулак. — Ну, то есть. Вы, конечно, покричали, это да. Ну, так я же и не спорю, что была виновата.
Агния попыталась заглянуть ему в глаза. Про поцелуй она говорить не будет. Это ее, точно, не обидело. А Боруцкий забыл и хорошо. Потому что ей бы тогда сил на него смотреть от смущения не хватило бы. Да и ясно, что в трезвом состоянии он и не глянул бы на нее с такими мыслями. И не подумал бы целовать. Наверное, не узнал, перепутал с кем-то.
Он как-то странно глянул на свою руку и ее ладони, которые эту руку держали. Так… ну, будто «завис». Вот какой-то у него отрешенный взгляд стал, словно Вячеслав Генрихович о чем-то подумал и вообще забыл о том, где он сейчас и с кем. Хотя, ей откуда знать, может так всегда на следующее утро у людей, которые много выпили накануне?