Любовь кардинала

Энтони Эвелин

Самый красивый мужчина этого века, самый распущенный из всех фаворитов, каких только знала Англия, жуткий мот, чьи долги достигали миллионных сумм, и рядом маленькая невзрачная жена, которой он пренебрегал ради готовых на все английских красавиц. Мари так увлеклась мыслями о герцоге, что лорд Холланд стал ее ревновать. Сидя в неудобном кресле в нескольких метрах от своего наводящего тоску мужа, Анна обмахивала себя веером из длинных страусовых перьев, ручка которого была усыпана жемчугом и бриллиантами, и ждала прибытия легендарной личности.

На сегодня она выбрала белое платье, что было очень удачно, так как казалось, что в этом снежном шелке она совсем не

чувствует жары, – особенно в сравнении с раскрасневшимися лицами гостей, заполнивших зал. Ее роскошные волосы свободно вились вокруг головы, а одна прядь спускалась на гладкое плечо. Полукорона из жемчуга и бриллиантов сверкала надо лбом королевы. Ожерелье на шее и браслет с миниатюрой ее брата, короля Испании, были сделаны из тех же камней.

Шепот в толпе, собравшейся вокруг дворца, неожиданно перешел в рев. Все головы повернулись к дверям. Звуки приближающейся процессии стали слышнее – стук лошадиных копыт, возгласы офицеров, расчищающих место для отдачи воинского салюта; и вот ярко освещенный вход в Большой зал потемнел: герцог Бекингем в сопровождении французского и английского эскортов вошел во дворец.

Спутать его с кем-либо другим было невозможно: на полголовы выше любого присутствующего, он шел с заносчивой непринужденностью человека, привыкшего быть в обществе королей. Правая рука небрежно касалась эфеса шпаги.

Анна следила, как он поднимался по ступенькам на возвышение, как поцеловал руку Людовика. Впервые она видела, чтобы почести королю воздавались так надменно.

Людовик приветствовал его заранее подготовленной речью, слегка заикаясь, что с ним всегда бывало, когда он выступал публично. Герцог произнес ответную речь. Он говорил небрежно, его французский язык звучал манерно, с сильным акцентом. Не прерывая своей речи, он время от времени отводил взгляд от короля и хладнокровно разглядывал по очереди всех членов королевской семьи. На несколько секунд его глаза задержались на Анне, и она заметила, что их выражение изменилось: он ее как будто узнал. Еще она заметила, что глаза у него были ярко-голубого цвета. Вне всякого сомнения, ей еще не случалось видеть более красивого мужчину.

Бекингем закончил свою речь. Он поцеловал руку Марии Медичи и повернулся, почти раздраженно, чтобы приветствовать новую королеву Англии Генриетту Марию. Ее он тоже помнил, хотя далеко не так хорошо, как поразительную рыжеволосую красавицу, какой предстала перед ним королева Франции. Он вспомнил один вечер, два года назад, когда вместе со своим другом, принцем Карлом, инкогнито посетил Париж. Они наблюдали дворцовый бал с публичной галереи. Миниатюрная, еще не созревшая Генриетта Мария не произвела на него никакого впечатления, и он удивился, что принц был восхищен этой хрупкой темноволосой девочкой, танцевавшей в зале внизу. Герцог тогда подтолкнул принца, указав ему на женщину с рыжими волосами. Вот, прошептал он, это красотка…

Изысканная в своем белом одеянии, вблизи она оказалась еще прелестней. Пресыщенный многочисленными победами, он вдруг почувствовал волнение при виде ее стройной шеи и ложбинки между грудями. Он согнулся для поцелуя над рукой королевы, и контраст между изящными бледными пальчиками Анны и его собственными приятно поразил герцога. Подняв на нее взгляд с уверенностью человека, никогда не знавшего поражений, он увидел, что Анна покраснела.

– Добро пожаловать во Францию, мой герцог.

Ее голос покорил его. Ему надоели визгливые ноты в голосах англичанок. Он обратил внимание на то, что король с мрачным видом повернул голову и с медленно разгорающейся враждебностью следит за ними своими темными глазами.

Бекингем слегка улыбнулся. Вся Европа знала о предпочтении, которое Людовик отдавал молодым людям, и, вспомнив слюнявую привязанность короля Джеймса, герцог внутренне презрительно фыркнул. Но Джеймс был добродушным шутом, и жена его тактично игнорировала вереницу пажей, всегда оставаясь любезной и внимательной с ним, когда он стал фаворитом короля. Джеймс отличался в лучшую сторону от этого унылого человека, который снова отвернул голову и теперь разглядывал застежки своих туфель. Да, к Джеймсу можно было чувствовать снисходительную привязанность – такую же, какую он питал к слабовольному, но доброму сыну Джеймса, королю Карлу.

Его глаза не отрывались от Анны. Это было полным нарушением этикета, и свита герцога пришла в беспокойство, а тот стоял и разглядывал ее как человек, который наконец-то увидел то, что искал всю жизнь. Он искал это в богатстве, в королевской привязанности, какой бы унизительной она ни была, в удовлетворении своего невероятного тщеславия, в погоне за властью, в публичных домах и в спальных покоях знатных дам, не зная даже, что именно он ищет, пока не увидел королеву Франции.

– Слуга Вашего Величества, – ответил он и медленно шагнул назад. Вскоре после того, как все были представлены королю, Людовик и обе королевы сошли с возвышения и смешались с толпой. Герцог Бекингем тут же оказался возле Анны.

– Мадам, – Мари де Шеврез удалось наконец-то протиснуться сквозь толпу к королеве. Король и кардинал в этот момент разговаривали с герцогом Бекингемом. По крайней мере, разговаривал кардинал, в то время как король стоял рядом и смотрел на англичанина с каменным выражением лица. Глаза его были как лед. – Наконец-то, Мадам! Позвольте представить вам лорда Холланда.

Анна повернулась и протянула руку черноволосому мужчине приятной наружности с небольшой остроконечной бородкой. Жемчужина в левом ухе придавала ему романтичный пиратский вид. Низко склонившись, он поцеловал ее руку.

– Ваш покорный слуга, Ваше Величество. Могу я кое-что вам сказать?

Его французский был безукоризненным, акцент отсутствовал, хотя подавляющее большинство английской знати безбожно коверкало французский язык, только успев открыть рот.

– Конечно, мой лорд, – сказала Анна. Щеки ее горели, но не потому, что ей было жарко. Ее бил холодный озноб, а руки дрожали.

– Вы еще прекрасней и божественней, чем описывала герцогиня. А ее рассказы о вас, Мадам, были просто восторженными.

– Мари склонна к преувеличениям, – пробормотала Анна.

– Никогда, – возразила Мари. – Разве я преувеличила что-либо в отношении герцога? Разве не кажется, что он из другого мира, с другой планеты?

– Да, – задумчиво сказала Анна. – Да, так действительно можно подумать.

– Дорогой Холланд, – повернулась Мари к своему любовнику. – Я забыла мой веер в углу того окна – видите? Там, где высокая женщина в зеленом разговаривает с человеком из вашей свиты. Будьте моим гонцом и принесите веер, здесь так жарко.

Как только он ушел, Мари повернулась к Анне.

– Бог мой, Мадам, вы заметили, как герцог не сводил с вас глаз? Как будто его поразила молния! Казалось, что он никогда не отпустит вашу руку. Вы с первого взгляда вскружили ему голову.

– Не говорите глупостей, – со страхом сказала Анна. – Не хочу ничего такого слушать. Разве вы не видели выражение лица короля?

– Да, видела. И ваше тоже. Если сможете, перестаньте хотя бы на миг смотреть на него и расскажите, что вам сказал герцог.

– Ничего, – покачала головой Анна. – Я не помню.