Любовь красного цвета
Шрифт:
– Убиты не только те две женщины, – сипло произнес Мартиньи. – У нас на счету уже пять трупов: во-первых, мсье Лазар, затем эта старая служанка – мадам Дюваль, охранник на служебном входе… – Он умолк.
– И? – отрывисто спросил Роуленд.
– И еще нам известно, где сейчас Стар. Нам позвонили пять минут назад. Он в квартире Матильды Дюваль. И, к сожалению, не один. Женевьева Хантер – она ваша коллега, не так ли? Так вот, она там вместе с ним. Нет-нет, послушайте… Да, она заложница, он держит ее на мушке. Но там не только она. Там же находится фотограф. Возможно, вы знаете его.
– Присутствие мужчины – это уже кое-что. Вы не считаете? – Мартиньи неуверенно взглянул на него. – Конечно, ситуация хреновая. Никто не станет отрицать этого. Пять трупов… Особенно те две женщины… – Он снова замялся. Роуленд смотрел ему прямо в глаза.
– Он изнасиловал их?
– Да. Боюсь, что да. Может быть, еще когда они были живы. Может, после…
Выражение лица Мартиньи стало непроницаемым.
– А сейчас нам нужна ваша помощь. Вы согласны нам помочь?
Когда они прибыли на Рю-де-Ренн, инспектор с озабоченным видом куда-то исчез. И появился с уточненным списком жертв.
– Не пять-шесть, – лаконично сообщил он. – «Мерседес» только что отбуксировали на стоянку. Поверьте, не хочется вам рассказывать, что наши ребята обнаружили в багажнике…
Мартиньи закурил сигарету и глубоко затянулся. Они с Роулендом стояли под моросящим дождем, наблюдая за тем, что происходит на бульваре. Эвакуация жильцов еще не закончилась. Подтягивалась техника: полицейские машины и черные фургоны все прибывали, запружая проезжую часть. Трепетали на ветру ленты, ограничивающие проход к месту происшествия. Грохотали по асфальту тяжелые ботинки.
Взгляд Роуленда медленно скользил по фасаду дома, где жила мадам Дюваль. На крыше этого здания, а также на крышах соседних домов перемещались темные тени: полицейские снайперы занимали свои места.
– Вон та квартира, – показал Мартиньи пальцем в небо, – на самом верху. Видите те окна, где закрыты жалюзи?
– Я знаю, где это, – кратко обронил Роуленд.
– Минут через десять мы установим с ним телефонную связь. Кажется, он не оборвал телефонный провод, что само по себе уже неплохо. Но вместе с тем не в наших интересах и спешить вступать с ним в переговоры. Разговаривая с этим безумцем, придется взвешивать каждое слово. Нам нужна ваша помощь. На каком языке лучше с ним говорить – на английском, французском? Надо подумать. Может быть, с вашей помощью можно будет найти к нему какой-то особый подход. Вам о нем известно больше, чем всем остальным.
– Да-да. Конечно, я постараюсь помочь вам. Какие могут быть разговоры…
– И помните о том, что я вам говорил. – Мартиньи доверительно взял его под локоть. – Она там с ним не одна. А это уже кое-что.
– Вы в самом деле так думаете? Но с восьми часов утра он успел отправить на тот свет уже шесть человек.
– Пусть даже так, все равно у нас остается надежда. В подобной ситуации трудно что-либо предвидеть. Не знаю почему, но я уверен: с ней все будет в порядке. С ними обоими все будет в порядке. Они нужны ему живыми – это его пропуск на свободу. Во всяком случае, так ему кажется. Сигарету не желаете?
Роуленд отрицательно покачал головой. Он не отрывал взгляда
– Ну хорошо, согласен, – раздраженно заговорил инспектор. – Вполне допускаю, что если они и нужны ему, то, вероятно, не оба…
– Вы знаете это на сто процентов, черт бы вас побрал! – не выдержал Роуленд. – То, что их там двое, не улучшает, а только усложняет дело. Он обожает выступать перед зрителями. Одного убьет, а перед другим красоваться будет. Потом убьет и второго.
– Если уж ему придется выбирать, то он оставит в живых женщину, – вздохнул Мартиньи. – Мы оба отлично знаем это. Тут все ясно как Божий день: психологически женщина слабее, ее легче запугать, держать в подчинении.
Он умолк. Глядя этому англичанину в холодные зеленые глаза, инспектор прекрасно знал, что у того творится на душе. Потому что сам думал о том же.
– Не надо, – мягко произнес он. – В нынешней ситуации думать о худшем – последнее дело. Не поможет это. Единственное, что нам с вами остается, – просто ждать. Через полчасика все определится. Мы тем временем им позвоним, «жучки» расставим, получим план квартиры. Нам будет известно о каждом его шаге. – Мартиньи пожал плечами. – Почти о каждом… Пройдемте-ка лучше сюда, в этот фургон. Они там сейчас телефонную связь устанавливают, магнитофоны настраивают.
Роуленд понуро поплелся за ним. Пока они разговаривали, к дому подкатили еще три фургона и пять легковых машин. Прибыли первые съемочные группы – телевизионщики захлопотали со своим оборудованием. Роуленд внимательно смотрел под ноги, переступая через всевозможные кабели и провода. На его глазах еще один отряд Группы вмешательства надел шлемы и бронежилеты. Роуленд видел подобные сцены сотни раз – в фильмах, телевизионных выпусках новостей. Подобные кадры всегда вызывали у него смутную тревогу. Теперь же, когда он увидел эти приготовления воочию, душа его с новой силой наполнилась дурными предчувствиями. Все было как в кино. Потому что так хотелось Стару. Стар по-прежнему оставался хозяином ситуации.
– Неужели вы не видите? – возбужденно обратился Роуленд к флегматичному психологу в неброском темном костюме, сидевшему в фургоне напротив него в ожидании, когда связисты подключатся к телефону в квартире мадам Дюваль. – Разве не видите, что ему только того и надо? Самое полное освещение, репортажи в лучшее время. Ведь это его сценарий! Его фильм! В котором ему уготована роль звезды. Ему, который почти всю жизнь был ничтожеством, червяком…
– Может, лестью взять попробуем? – деловито осведомился психолог.
– Может быть. Уж, во всяком случае, не критикой. К тому же он не любит, когда ему задают вопросы. Об этом говорила та девочка-голландка… И еще учтите, что у него бывают частые перепады настроения. Очень резкие. Тем более что сейчас он наверняка наркотиков нажрался. Может, кокаина, может, еще чего… – Роуленд захлебнулся от отчаяния и злости. Но именно отчаяние подсказало ему одну идею. Стоило только вспомнить о мертвой Кассандре, мертвой Марии Казарес. – Есть одна возможность… – неуверенно протянул он и тут же затряс головой. – Нет, слишком опасно.