Любовь-морковь и третий лишний
Шрифт:
– Толстеть станешь бесконтрольно, за месяц в тонну превратишься.
Анька взвизгнула:
– Мама!
– Ага, – мстительно продолжала я, – ужасная вещь.
– И чего? – дрожащим голосом пролепетала
– Есть, – пытаясь справиться со смехом, ответила я. – Кефир!
– Кефир?
– Ну да, – стала на ходу выдумывать я, – ты же сама знаешь – кефир первое средство от всего, надо купить штук десять пакетов, а потом облиться им с головы до ног, клещ в кефире погибает. Кстати, процедуру лучше проделывать на улице… – Тут хохот подступил к горлу, и я еле-еле выдавила из себя:
– Вот почему я Епифана прогуливаю, сейчас кефиром обливать стану.
Анька застыла с раскрытым ртом, а меня согнуло пополам от хохота.
– Смешно тебе, – проблеяла Григорьева, – очень весело! Прямо уржаться!
Потом она развернулась и убежала, а я, всхлипывая и утирая выступившие на глазах слезы, пошла домой. Эх, не надо было врать про кефир. Анька-то вначале поверила в жирнюгу, следовало помучить ее подольше, только Григорьева, услышав про кефир, мигом поняла: ее дурачат.
Вечером сначала пришли дети, потом примчался Костин.
– Ты
– Да я подъехал в шесть пятьдесят, – ответил приятель, – но во дворе застрял, никак в подъезд войти не мог! Народ стеной стоял!
– Почему? – удивилась я.
– Аню Григорьеву в психушку увозили, – вздохнул Костя, – прямо беда! Представляешь, она вышла во двор в халате, не успели бабки удивиться, как Анька из него выскользнула, вытащила из сумки пакет с кефиром и давай обливаться. Народ вначале офигел, а потом попытался ее домой отправить. Она не давалась, кричала: «Отстаньте, я жирнюгу смываю! Это заразно!» Надо же, молодая еще, а из ума выжила.
Я обомлела, потом бросилась к двери.
– Эй, ты куда? – насторожился Костин.
– К Мишке, мужу Ани, – крикнула я, – мне надо срочно с врачом больницы, куда Григорьеву повезли, поговорить!
Ну кто бы мог подумать, что Аня мне поверит?
Теперь надо выручать ее из психушки! Да уж, умным человеком можно стать, выучиться, почитав всякие книги, а дурак – это талант, дураком надо родиться.