Любовь на гранях
Шрифт:
И одно омрачало мою поездку.
Даниель.
Его поведение было непривычно. Куда-то ушли страстные взгляды и прикосновения, искренние разговоры полушепотом. Парень больше не подходил ко мне по незначительным поводам, не пытался остаться наедине. Нет, не игнорировал и не окатывал холодом, просто вел себя очень ровно… как-то даже ровнее, чем по отношению к другим.
Сначала я списала это на обиду из-за нашего последнего разговора. И не понимала, неужели можно так долго обижаться… Потом на общее напряжение и нежелание проявлять какие-то эмоции на глазах у других.
Предположила,
А потом я поняла, что вообще ничего не понимаю.
Что все эти причины — они не слишком-то похожи на правду.
И происходит что-то за пределами видимых граней, а я, в силу своего небольшого опыта, этого не вижу.
Я несколько раз порывалась напрямую спросить Вальдерея о его поведении, но каждый раз меня останавливало то, что я даже не была уверена, что он как-то неправильно себя ведет. Может оно так и надо? Мы ведь не клялись друг другу во взаимной любви, не давали никаких обещаний… Может всё, что между нами было, мне и вовсе померещилось?
И не знаю, сколько бы продолжались эти противоречивые переживания, если бы в первый вечер, когда мы прибыли на место, я не услышала один разговор.
36
Гимарайнш не был приграничным городом.
Не принадлежал прежде знатному роду, а значит застраивался спонтанно и в разные времена. И находился в удачном месте — почти посреди континента. К нему вело множество дорог, а пологий ландшафт вокруг подразумевал достаточно площадок для проведения самых разных соревнований.
И город явно был любим жителями. Я не была здесь прежде, потому жадно рассматривала улочки по которым мы проезжали. И первое слово, которое приходило в голову при взгляде на них…
«Ярко».
Невысокие дома с треугольными крышами были раскрашены такими неожиданными красками, что я прежде не предполагала, что их можно использовать для зданий. Красный, желтый, цвета молодой зелени, розовый — и премилая белая часовая башенка. Все удивительно… ненастоящее, сильно отличающееся от того, к чему я привыкла. Вокруг замков и в провинциях и в голову бы никому не пришло раскрашивать дома. Алмейрин же отличался строгостью камня, линий и сдержанностью цветов.
А это… игрушка, а не город.
Здесь картинка
Наши экипажи с гербом королевства Одивелар с одной стороны и эмблемой академии с другой заехали на постоялый двор, где уже было немало повозок и лошажей. По договоренности, мы сразу появились в форме: синие камзолы с витыми шнурами, белые рубашки, темные брюки. Моя одежда немного отличалась в силу принадлежности к женскому полу, но смотрелись мы все цельно.
Меня ничуть не напугало количество людей возле трехэтажного каменного здания; суета, крики, разнообразие фактур и транспортных средств. С детства я привыкла находиться в центре столпотворения — будь то дворец, праздник или прибытие посольств в другом государстве. И мне показалось, что Жоакину и двум ребятам из четверокурсников
Я же улыбалась.
Давно не чувствовала себя такой… живой. Возможно, на меня благотворно повлиял сам факт того, что я вырвалась из «тюрьмы», возможно — надежда. Ну и себялюбивые мечты выиграть таки Игру.
Так что даже довольно кислый вид Вальдерея не мог испортить моего настроения.
На какое-то время мы замерли посреди двора, жадно осматриваясь. С крупными академиями было все ясно — их студенты также явились в форме, и мы точно могли определить их принадлежность. Академии попроще пока не выделялись. Мелькнуло несколько необычных нарядов — вряд ли одивеларского происхождения — но, в основном, молодые люди и девушки нарядились довольно сдержано, в дорожные костюмы и платья.
И тоже осматривались.
Кто-то хохотал и вел себя весьма самоуверенно и развязно. Другие едва ли не испуганно жались в углах. Здесь вряд ли была и половина заявленных пятерок, и я бросила бесполезные попытки посчитать прибывших — настолько быстро все перемещались.
Спустя какое-то время нам удалось разместиться. Как единственной девушке мне досталась пусть крохотная, но своя комната, и хоть туалета в ней не было, я вздохнула с облегчением, что у меня будет хоть какое-то собственное пространство.
Парни делили одну комнату на всех.
Все в той же форме, держась пока все вместе, мы спустились на ужин в общем зале и расположились за столом, приноравливаясь к новой реальности. Сложно было сейчас определить, кто здесь серьезный соперник, а кого можно не брать в расчет — мы хоть и располагали данными по самым сильным академиям, которые в те или иные годы выигрывали, но, что естественно, лично никого не знали.
— Великие боги, какие тут девочки, — Роша снова вернулся к своему привычному развязно-веселому тону и поведению, которое, правда, которое казалось мне теперь маской для публики. Но кто её не носил?
— Смотри, чтобы эти «девочки» не одолели тебя в первом же бою, всего лишь расстегнув пару пуговичек, — делано-сурово нахмурился Жоакин.
— Сомневаюсь, что у нас такая ранимая психика, — поиграл бровями Мигель, а потом страстно посмотрел куда-то в сторону и подмигнул.
Кажется, я различила сзади девичье «ох» и прыснула.
Мы с удовольствием принялись за незамысловатую и довольно вкусную еду — сначала подали что-то вроде запеченных корнеплодов, а затем и сытный мясной пирог — и продолжили перебрасываться ничего не значащими фразами. Волнение почти улеглось, да и вечер казался замечательным.
Вот только предчувствие чего-то необратимого, что владело мной уже несколько декад — а может и с момента ареста моих родителей — исправным часовым механизмом тикало где-то на краю сознания.
Когда голод был утолен, я с удвоенной энергией — и определенной целью — принялась рассматривать прочих студентов и всех посетителей. Конечно, было глупо предполагать, что я в первый же вечер увижу знак или какого человека, к которому мне захочется обратиться по поводу своей тайны, но я решила постоянно быть настороже.