Любовь на краешке луны

Картленд Барбара

Подняв руку, он подозвал к себе одного из людей в мундирах.

— Распорядитесь, чтобы открыли ворота для грума мадемуазель!

Отдав честь, офицер направился к воротам.

Герцог повернулся к Канеде.

— Похоже, у нас есть кое-что общее и помимо любви к лошадям, — сказал он. — Вы утверждаете, что в жилах ваших течет смешанная английская и французская кровь. У меня тоже. Только англичанкой была моя мать, а отец французом.

Канеда удивилась, ощутив новый интерес.

Даже мадам де Гокур не рассказывала ей о смешанном

происхождении герцога, вполне объяснявшем и рост, и ширину плеч, а также то, что, невзирая на темные волосы, он показался ей не вполне похожим на француза.

— Вы безукоризненно владеете французским, — продолжал герцог, — и я сомневаюсь в том, что изъясняюсь по-английски с подобной легкостью.

— Если только нам придется разговаривать по-английски, monsieur, — ответила Канеда. — Ариэль вполне способен оценить и точность произношения.

Вызов был брошен с таким озорством в глазах, что герцог исторг из себя негромкий звук, который вполне можно было принять за смех.

Канеда все более склонялась к мнению, что собеседник ее редко смеется, и решила, что может истолковать такое проявление им эмоций в свою пользу.

Но тут она увидела Бена, быстро направлявшегося к ней из ворот. Окружавшие ее офицеры с нескрываемым удивлением взирали на это театральное зрелище.

Казавшийся совсем крохотным на спине огромного жеребца, жокей ехал сперва обычным способом — пока не оказался на половине пути.

Тогда Бен встал ногами на седло, и в таком положении Черныш подвез его к герцогу и Канеде.

Обратившись лицом к герцогу, Бен остановил коня, снял с головы цилиндр и отвесил глубокий поклон, после чего вновь сел в седло.

Впрочем, герцог смотрел — преднамеренно, как решила Канеда, — на коня, а не на всадника.

— Отличное животное, — сказал он конюху. — И этот конь тоже умеет выделывать различные трюки?

— Он молод и еще учится… как и я сама.

— Едва ли мы способны многому научить вас, — ответил герцог, — ну а после столь впечатляющего представления, на мой взгляд, нечестно просить вас выступить на бис.

Канеда одарила его ослепительной улыбкой.

— Для меня это будет удовольствием, monsieur, вам стоит лишь пожелать.

— Полагаю, мои офицеры останутся разочарованными, если вы, предложив им аперитив — то есть пробудив любопытство и интерес, — откажете собственно в трапезе.

Канеда ответила смехом, подхваченным остальными.

— Мы дадим представление, monsieur, однако — предупреждаю вас — надеюсь на ответный жест.

— Конечно, мадемуазель, — согласился герцог.

Он вновь подозвал к себе офицера, и тот отдал ему честь, глядя при этом на Канеду.

— Мадемуазель Канеда самым благородным образом обещала, что покажет нам все, чему обучен ее конь; я в свой черед ответил, что мы покажем ей все наши достижения после двух месяцев усердных занятий.

Герцог подчеркнул последние слова, как бы давая понять кавалеристам, что они не должны подвести его.

Канеда чувствовала, что он строгий преподаватель и юные офицеры побаиваются его.

Тем не менее в тот момент ее прежде всего занимали препятствия, окружавшие площадку, где они находились.

Некоторые почти не уступали в высоте той стене, которую преодолел Ариэль, другие были размещены так, что лошади было трудно сделать второй прыжок вслед за первым.

Имелась среди них и стенка, выложенная из свободно лежащих кирпичей, легко сдвигавшихся одним прикосновением.

Поглядев на Бена, Канеда отметила, что и он не видит в этих препятствиях ничего сложного для Ариэля или Черныша.

Площадку очистили, кавалеристы разъехались вокруг нее.

Канеда улыбнулась герцогу.

— Надеюсь, monsieur, вы не останетесь разочарованным.

— Не сомневаюсь, мадемуазель, что подобное просто немыслимо.

Б голосе его прозвучала суховатая нотка, мешавшая воспринимать слова как комплимент, и Канеда напомнила себе, что ей еще предстоит побороться за свою цель, и это делало предстоящее состязание более заманчивым,

В глазах окружавших ее офицеров читалось восхищение, которое легко было усилить — взглядом, легким движением губ.

По в отношении герцога она не испытывала подобной уверенности.

Она, безусловно, сумела удивить его. До сих пор он реагировал в соответствии с ее планом, однако добиться большего было не так просто.

Впрочем, сейчас ее занимало лишь представление, которое должно вызвать в герцоге восхищение ее лошадьми, если не ею самой.

Она могла не прикасаться к Ариэлю хлыстом, достаточно было только сказать ему — вороной тут же повиновался команде.

Конь взял с места и, словно незамечая препятствий, небрежно перескочил стенку.

Дважды объехав круг, Канеда отправила коня в середину, а Бен повел к препятствиям Черныша.

Конь этот прыгал хорошо, однако не проявлял особого артистизма.

На этот раз все смотрели на Бена.

Выполняя казацкие трюки между прыжками, он прижимался к боку лошади, а не сидел в седле.

Заканчивая круг, он вновь встал на седло — но уже не держась за поводья, и, соскочив на землю, вспрыгнул обратно на седло, не замедляя хода.

Более того, он выполнил с дюжину трюков, с которыми выступал в цирке; однако Канеду это представление поражало тем, что Бен начал работать с Чернышом лишь девять месяцев назад.

Закончив выступление, он отъехал в сторону с улыбкой на лице, выдававшей неподдельное удовлетворение.

Потом Канеда вновь заставила Ариэля танцевать. Он кружил в вальсе и польке, а Канеда сама — оркестра ведь не было — напевала коню на ухо.

Затем последовали другие мелкие фокусы, которые, по мнению девушки, должны были произвести должное впечатление на герцога; будучи отличным наездником, он не мог не оценить их сложность и то терпение, которое нужно было проявить наставникам Ариэля.