Любовь на острове чертей
Шрифт:
— Харэ гадать! — воскликнул Нисим, решительно хлопая ладонью по столу. — Обратимся к хабадникам, хабадники спросят Ребе. Как Ребе скажет, так и поступим! Мы еще увидим полный ренессанс нашей синагоги!
Идея, по правде сказать, не отличалась оригинальностью; весь Реховот был оклеен красочными плакатами, изображавшими покойного Любавического Ребе на фоне его многотомного собрания бесед с хасидами.
«Обращаемся к Ребе, — утверждали плакаты, — и видим чудеса!»
Способ потустороннего общения с умершим праведником в глазах составителей плакатов выглядел довольно просто: нужно было всего лишь изложить свою просьбу на бумажке и всунуть ее наобум между страницами одного из томов. В том месте, куда угодила записка, обязательно
Хабадские молодцы раздавали листовки с душещипательными описаниями чудес, случившихся по вышеприведенному рецепту, удивительного проникновения Ребе в самую сердцевину задаваемого вопроса и необыкновенной мудрости найденных ответов.
Удивляться, впрочем, было нечему: поскольку к Ребе обращались примерно по одному и тому же кругу проблем, вероятность получить подходящий ответ оказывалась куда выше среднестатистической.
Третий член совета, Акива, экзотический еврей с острова Свободы, промолчал. Он вообще почти всегда молчал, поблескивая коричневой лысиной. Тоненькие, полоской, усы, сильный испанский акцент и неизменный запах кубинских сигар. Слова он расходовал нехотя, словно пересчитывая, проверяя каждое на вкус и форму, прежде чем выпустить изо рта в свободный эфир.
Разговорить Акиву считалось в «Ноам Алихот» невозможным делом. Как видно, кастровский режим научил его слушать, а слова держать при себе. Среди беспрестанно балаболящих членов общины молчаливость казалась почти совершенством, сыгравшим решающую роль при избрании Акивы в совет. Правда, кроме этого несомненного достоинства, он был одним из главных израильских импортеров кубинского табака, и его щедрые пожертвования тоже сыграли свою роль.
Поскольку других предложений не поступило, «большая тройка» сразу отправилась в хабадскую синагогу. Раввина на месте не оказалось, старосты тоже, и «тройка» повернула, было к выходу, но тут на ее пути оказался меламед, преподаватель младших классов хабадской школы. Вечно взъерошенный, с клочковатой, начинающей седеть бородой, он регулярно приносил в «Ноам алихот» листочки с комментариями покойного Ребе к недельной главе Торы.
— Реб Вульф! — воскликнул меламед, — добро пожаловать! Что же привело уважаемых членов правления под нашу крышу?
Узнав о причине визита, меламед расцвел.
— Друзья, вы ж на правильном пути! — радостно воскликнул он, подталкивая реб Вульфа к стеллажу с собранием сочинений Ребе. — Вот он, источник мудрости, кладезь знаний, родниковая вода исцеления. Пишите ж скорей вашу просьбу, и ответ не заставит себя ждать.
На формулировку вопроса и запись его на бумаге ушло не более трех четвертей часа. Подобная тщательность может показаться чрезмерной, но если вдуматься, кому задавался вопрос и из каких глубин должен был воспоследовать ответ, то сорок пять минут выглядят вполне приемлемым, даже граничащим с поспешностью, интервалом.
Наконец, святая работа была завершена, реб Вульф, сжимая вспотевшими пальцами сложенный вдвое листок, подошел к стеллажу. Отвернувшись, он вытащил левой рукой один из томов, а правой всунул листок между его страницами.
— Посмотрим, посмотрим, — вскричал меламед, выхватывая книгу из рук реб Вульфа. — О чем же вопрос? Ага, нечистая сила в синагоге, как же, как же, наслышаны, посмотрим ответ, ну-ка, ну-ка, нет, это не то, смотрим дальше, нет, не похоже, причем здесь субботние полеты «Эль-Аль» [18] , ага, вот это несомненно, конечно оно — читайте!
18
Эль-Аль — израильская государственная авиакомпания.
И торжественно, словно бокал для кидуша [19] , он поднес распахнутую книгу реб Вульфу.
— Вот здесь, внизу, читайте!
Выпуклые
— А вы уверены, что ответ содержится именно в этом письме?
— Конечно! Взгляните, кому Ребе его написал. Видите заголовок — дорогой реб Ноам! — в точности, как название вашей синагоги.
19
Кидуш — буквально освящение, благодарственная бенедикция над вином. Окончив чтение Кидуша, глава семейства отпивает несколько глотков и передает бокал с вином членам семьи и гостям.
Реб Вульф еще раз хмыкнул и передал книгу членам правления. Ознакомившись с текстом они не нашли ничего лучшего, чем повторить хмыканье председателя.
«Дорогой реб Ноам! — значилось в письме. — По поводу неудачных, храни вас в дальнейшем Г-сподь, беременностей вашей жены, я думаю, причину следует искать не в особенностях ее тела, а в недостатках вашего. Постарайтесь разузнать у родственников, кто делал вам брит-милу [20] и был ли человек, совершивший операцию, Б-гобоязненным моэлем [21] . Мне думается, что было бы желательно повторить процедуру, разумеется, не в полном объеме, а только совершив символический надрез. В любом случае, прежде чем принимать решение, посоветуйтесь с тремя близкими друзьями. Желаю вам, вашей жене и вашим будущим детям удостоиться лицезреть святого Машиаха, вскорости, уже в наши дни».
20
Брит-мила, буквально союз завета, — обрезание.
21
Моэль — лицо, совершающее обряд обрезания…
— Что-то непохоже, — усомнился Нисим. — При чем тут выкидыши чьей-то жены к нашей нечистой силе?
— Проще простого, — отозвался меламед. — Выкидыш — это нарушение нормального, естественного хода событий. Так же, как и нечистая сила.
В его голосе прорезались назидательные нотки, он заговорил с членами совета, словно со своими малолетними учениками.
— И что же теперь делать? — спросил Акива. Говорил он с небольшим хрипом, словно проворачивая заржавевший от долгого простоя механизм.
— Понятно дело, что! — бодро ответил меламед. — В письме ж упомянуты трое друзей, и вас как раз трое. Поди сейчас разберись, кого плохо обрезали — сколько лет прошло! Так самое ж разумное повторить процедуру. Для всех членов совета повторить. У меня есть телефон хорошего моэля. Нашего, хабадского. Денег он берет немного, а работает… Чтоб уже Арафату голову так обрезали!
— Благодарю за помощь, — реб Вульф повернулся и пошел к выходу. Члены совета молча последовали за ним.
— Так дать вам телефон моэля? — крикнул вдогонку неунывающий меламед.
Реб Вульф на секунду остановился.
— Мы обсудим ваше предложение на очередном заседании совета, — произнес он «государственным» тоном. — Еще раз благодарим за помощь.
На улице темнело. Песочные громады высотных домов казались еще выше на фоне бутылочно-синего неба. Старые тополя вокруг «Ноам Алихот» чуть покачивались под дуновениями вечернего ветерка, словно еврей на молитве.
О посещении хабадской синагоги никто из членов совета не вспоминал. И разговор о рекомендации Ребе никогда не заходил, ни словом, ни полусловом. Будто не было этого письма, и глумливое предложение свое меламед никогда не произносил, поперхнувшись посередине вдоха. Лиловый воздух реховотских сумерек поглотил события того вечера. Бесследно, навсегда.