Любовь на шарнирах

Парк Джессика

– Ты меня определённо заинтриговала, – отозвался доктор Кули, скрещивая ноги, – но мне было бы удобнее, если бы ты говорила о некой гипотетической семье. – Он многозначительно посмотрел на неё, сдерживая улыбку.

– Гипотетически, – медленно произнесла Джули, – меня бы встревожила история с плоским братом. И, гипотетически, я очень беспокоюсь об этой девочке. Иногда что-то ни с того ни с сего её... не знаю... как будто расстраивает. Только я не понимаю что именно.

Следующие несколько минут Джули описывала взаимоотношения Селесты с Плоским Финном,

её замкнутость, отсутствие друзей и незаурядный характер в целом.

Доктор Кули поднял руку.

– Позволь прервать тебя на минутку. Ты описываешь мне только девочку, но я бы хотел услышать обо всей семье. Расскажи, как выглядит обычный день или неделя в этом доме.

– Но ведь это... – Джули попыталась подобрать нужные слова. – Это у неё проблема. То есть проблемы. Целая куча, как мне кажется. – Ну ладно, у Мэтта тоже были проблемы, в основном, из-за навязчивой потребности срастись с ноутбуком и неспособности выбирать приличную одежду, но он-то уж точно не якшался с картонными приятелями. Во всяком случае, Джули о них не слышала. – У остальных всё нормально.

– А ты всё равно расскажи.

Целых двадцать пять минут он молча слушал о семействе Уоткинсов. Джули описала необычное поведение Селесты и её нелюдимость, очень подробно остановилась на Плоском Финне, упомянула, что Эрин повсюду носится как заведённая, а также объяснила, какими совершенно разными кажутся Мэтт и Финн.

Преподаватель потёр лоб, словно не верил услышанному.

– Так, значит, в этой семье родители избегают своих обязанностей, а старший брат и вовсе отсутствует. Далее имеется брат помладше, который вынужден взять на себя роль родителя и старается ей соответствовать, но, вероятно, испытывает при этом значительные трудности. И, наконец, младший, отстающий в социальном развитии подросток, пытается справляться со своими чувствами посредством подмены, осязаемой версии обожаемого родственника, всё верно?

Чёрт. В такой трактовке всё действительно звучит как клинический случай.

– Угу. Примерно так. – Джули вжалась в спинку кресла. – О боже...

– Послушай, я могу поделиться с тобой некоторыми мыслями об этой семье, но мне бы не хотелось выносить диагноз или вообще что-либо утверждать на основании только лишь этого разговора. Это было бы несправедливо по отношению и к ним, и к тебе. Гипотетически. Однако я, возможно, подброшу тебе кое-какую пищу для размышлений.

– Понимаю.

– Во-первых, твоя история повергает меня в уныние.

– Я бы не сказала, что жить в их доме так уж уныло.

– Почему?

– Не знаю. – Джули глянула из окошка на серое небо. – Потому что они мне нравятся?

– Ты, вероятно, им тоже нравишься. Но есть в этом что-то очень грустное. Все они с чем-то борются. Каждый по одиночке. Каждый спрятался за прочной стеной из защитных механизмов. И стена эта надёжно скрывает... что ж, мы не знаем, что она скрывает, так?

– Верно.

– Они установили ограничения, и я не уверен, что тебе дозволено их нарушать.

– Почему Селеста так себя ведёт? Ну да,

у неё брат путешествует. Подумаешь! У него есть на это полное право, ведь так? Не может же он вечно жить у родителей. Старшие братья сплошь и рядом уезжают из дома, но их младшие сёстры не устраивает из этого трагедию. Я не понимаю. У неё ведь такие огромные способности. Мне кажется, я могла бы ей помочь.

– А. Ты, значит, любишь всё исправлять.

– В смысле?

– Исправлять. Ты хочешь наладить их жизнь. Зачем?

– Я же вам сказала. Они мне нравятся. Особенно Селеста. Я не могу сидеть сложа руки и притворяться, что носить с собой повсюду плоского брата – в порядке вещей. Под необычным фасадом прячется чудесный ребёнок. Но никто и пальцем не шевелит. Они будто оцепенели, словно боятся раскачивать лодку.

Он кивнул.

– Возможно, боятся. Какие бы стратегии сдерживания они ни выстроили, до определённой степени они работают. Хотя бы в том смысле, что их проблема приобрела устойчивое состояние. Для них главное, что хуже не становится.

Джули выдержала его мрачный взгляд.

– Но станет, правильно?

– Да, не исключено. Неблагополучная система такого рода не может держаться бесконечно. В какой-то миг она просто рухнет.

У неё внутри всё сжалось.

– И что произойдёт тогда?

– Точно не знаю. К такому нельзя подготовиться. Скажи, в чём, по-твоему, проблема этой девочки?

Джули вскинула руки.

– Чего я только не думала. Нарушение адаптации, тревожное расстройство из-за разлуки с близким человеком, реактивное расстройство привязанности? Синдром Аспергера? Что это как-то связано с восприятием Финна как родительской фигуры? А когда он уехал, её горе превзошло все разумные пределы. Защитные механизмы вышли из-под контроля? У неё химический дисбаланс?

– Это всё возможно. Ещё что-нибудь? – Доктор Кули неподвижно сидел в кресле и неотрывно смотрел на Джули, терпеливо ожидая, пока она сделает правильный вывод.

Джули пошевелила пальцами ног в ботинках, пытаясь развеять одолевавшую её тревогу. И всё же, одна мысль так и крутилась в голове.

– Что-то произошло?

Он кивнул.

– Что-то произошло. Вот моя догадка. Что-то весьма значительное. То, что тебя чётко просили не затрагивать. И плоская версия Селестиного брата – её радикальная реакция на это событие. На травму.

Джули напряглась. Травма. Ей не понравилось, как это прозвучало.

Доктор Кули между тем продолжал:

– Вопрос в том, на какую травму? Однако это вопрос, ответ на который ты можешь не получить. Джули, тут нужен такт, – предостерёг он. – Это опасная ситуация, а ты понятия не имеешь, что именно происходит в этой семье. И хотя меня восхищает твоя отзывчивость, я всё же не советовал бы тебе самой браться за эту проблему.

– Да, знаю. Я уже всю голову сломала, пытаясь разгадать этого ребёнка, и каждый раз боюсь её расстроить словами или очередным поступком. Но когда вернётся Финн, всё ведь пройдёт, да?