Любовь не игрушка
Шрифт:
— Знаю… — прозвучало еле слышно.
Мартин обнял ладонями лицо жены. Длинные густые ресницы скрыли выражение глаз, но он видел, как неистово забилась голубая жилка на виске.
— Дорогая моя, — прошептал он. — Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Только скажи, что у тебя на сердце.
Ложь — хорошая самозащита, но как лгать мужчине, который только что обнажил перед нею душу?
— Я… я не могу, — пролепетала Глэдис. — Я сама не знаю, что у меня на сердце. Знаю только одно: когда я с тобой, я чувствую…
Он приник к ее губам. Какое-то мгновение она еще сопротивлялась, затем еле слышно произнесла имя мужа, обвила руками его шею и поцеловала в ответ.
11
Поцелуй лишил Мартина последних остатков самообладания. Сжимая жену в объятиях на овеянном ветрами утесе над морем, он дал себе клятву: эту женщину он никогда не отпустит.
— Скажи… скажи, чего ты хочешь?
— Люби меня, — выдохнула Глэдис, и Мартин подхватил ее на руки и понес к каменной сторожевой башне, что возвышалась над стеной.
Древняя башня напоминала о далеком прошлом. Сотни лет назад здесь расхаживали часовые, охраняя остров от пиратов.
Осторожно укладывая жену на пол, устланный чистым, благоуханным сеном, Мартин знал: в сегодняшней битве не будет ни победителя, ни побежденного.
Он начал раздевать Глэдис — медленно, стараясь не торопиться, смиряя сжигающее нетерпение. Но когда ее ладони скользнули по его груди, опускаясь все ниже и ниже, к напрягшемуся средоточию мужской силы, последние крохи самообладания оставили Мартина, и он сорвал с Глэдис сарафан.
И вот она перед ним, как есть, вся — кружево и шелк и благоуханная, разгоряченная плоть. Мартин снова попытался замедлить ход событий, но Глэдис ему не позволила. Она приподняла голову, ища его губы; погладила мускулистые плечи и грудь, провела рукой по упругому животу, а затем тонкие пальцы скользнули за пояс шорт. Мартин застонал, накрыл ладонью ее руку. Так, общими усилиями они сорвали шорты и отбросили досадную помеху прочь. Наконец распаленные страстью тела сплелись, и уже никакие преграды не мешали им, ибо они остались одни во всей вселенной.
Глэдис поняла: она любит Мартина Фагерста.
Дни и ночи сменяли друг друга. И каждый день и каждая ночь становились откровением.
Мартин, этот супермен, способный спасти гибнущую корпорацию и с кувалдой атаковать огромный валун, оказалось, не был лишен простых человеческих слабостей.
Он отказывался верить в кулинарные способности Глэдис. Однажды днем на зеленом лугу, где они уютно устроилась в траве среди ромашек, молодожены затеяли шутливый спор. Глэдис негодующе напомнила мужу про тесто, некогда обнаруженное им в ее кухне.
— Изволь запомнить, я пеку самые лучшие пироги на свете!
— Угу!
— Что ты хочешь сказать этим мерзким «угу»? Честное слово, пеку!
— Дейви, тоже мне! — фыркнул Мартин. — Этот парень от тебя без ума. Подай ему отсыревший картон, он и его слопает за милую душу!
Глэдис бросила в него пригоршню ромашек.
— Дейви без ума только от собственной жены!
Мартин завладел рукою Глэдис и принялся задумчиво перебирать тонкие пальцы. Ему предстояло затронуть малоприятную тему, и финансист подыскивал нужные слова. Давно надо было исповедаться! Пустяки, конечно, но Глэдис должна знать о нем все.
— Это хорошо, когда человек без ума от собственной жены.
Молодая женщина улыбнулась, снимая белый лепесток с его волос.
— В самом деле?
— Я когда-нибудь говорил тебе, что уже был женат? — спросил Мартин, поднося к губам ее руку.
Дразнящая улыбка Глэдис погасла.
— Нет. Нет, не говорил.
— Так вот, я был женат. Целых три недели.
— И что же произошло? Впрочем, догадываюсь. Супруга подала тебе к обеду кусок отсыревшего картона, назвав его пирогом собственной выпечки, и ты от нее отрекся.
— Все не так просто. Оказалось, что мы совершенно чужие друг другу люди. Она хотела заполучить мое имя и мои деньги, а я…
— А ты? Чего хотел ты?
— А я хотел избавиться от нее. С первого же дня! Наш брак был ошибкой. Наверное, мы оба это знали.
— Так с какой стати ты на ней женился? Она что, тоже забеременела?
Едва оскорбительные слова сорвались с языка, как Глэдис уже пожалела о собственной несдержанности. Но сказанного не воротишь. Мартин выпрямился, лицо его окаменело.
— Нет. Она не забеременела. Будь это так, уверяю тебя, я по сей день был бы на ней женат.
— Да, разумеется, ты исполнил бы свой долг до конца. — Глэдис встала и отряхнула цветастую юбку от налипшей травы. — Безусловно, — повторила она, направляясь к дому. — Я и позабыла, что ты у нас — само благородство, сама порядочность! Извини, Мартин.
— Да что на тебя нашло? — Фагерт схватил жену за плечи и резко развернул к себе. — Ты злишься на меня за то, что я развелся с женщиной, которую не любил? Или за то, что поступил бы с ней по справедливости, если бы обстоятельства того потребовали?
— Я вообще не злюсь. — Глэдис натянуто улыбнулась. — Я просто… любопытна, как все женщины. В конце концов, я впервые узнаю о том, что у меня была предшественница.
— Повторяю: эти отношения ровным счетом ничего для меня не значили! Мы познакомились, вообразили, что влюблены, и поженились. К тому времени, как у нас открылись глаза, было уже поздно.
— Ну да, скоропалительные браки никогда к добру не приводят.
— Не городи чепухи! Между нашим браком и тем другим нет ничего общего. Я женился на тебе, потому что… потому что…