Любовь не картошка!

Изюмова Евгения Федоровна

–  Так ведь это не беда, - воспряла я духом, обретая способность улыбаться не менее широко, чем проводник.
– Все равно в один город - и ваш поезд, и мой, может, останусь в вашем?
– заиграла я глазами.

Проводник посуровел и отрезал:

–  Нельзя!

–  Да ведь всё равно вагон у вас полупустой, - не поняла я его суровости, по-прежнему безмятежно улыбаясь.

–  Нельзя!
– вновь категорично заявил проводник.

Но я всё-таки принялась его упрашивать дать разрешение остаться в вагоне из чистого упрямства, ведь видела же, что чертов проводник уступать не намерен,

более того - заявил: «Вот не спорила бы со мной на перроне, я бы, может, и оставил тебя, но не люблю строптивых баб. Так что выходи в Ожерелье и не балабонь!
– однако успокоил.
– Да там станция большая, спокойно дождёшься своего поезда».

Неведомое Ожерелье ожидалось через четыре часа, глубокой ночью. Я сидела возле тамбура в дружно храпящем вагоне и смотрела с тоской в черноту за окном. Подлец-проводник понапускал в вагон торгашей-челноков (разумеется, за наличный расчет) и пил теперь с ними водку, нимало не беспокоясь о моей судьбе. Попробовала я без всякой надежды ещё раз смягчить его сердце, признавшись, что с деньгами у меня туго, да, видно, совсем навредила себе - мерзавец ждал от меня тоже наличных, а я «позолотить ручку» не могла.

В Ожерелье поезд прибыл вовремя. Проводник, любезно улыбаясь, распахнул передо мной дверь в неизвестность, и я вышла на мороз, оказавшись на длинном пустом перроне с фонарём возле переходного пешеходного моста, который уходил куда-то во тьму. Ещё один фонарь светился на другом конце перрона. Я затравлено глянула по сторонам и рванулась обратно в вагон, но проводник проворно захлопнул дверь.

«Мамочка моя, куда же я попала?» - запаниковала я. Да Ожерелье ли это? Где обещанная большая станция?

Тут открылась дверь соседнего вагона, оттуда выглянула проводница, закутанная в шаль:

–  Вам в какой вагон?

Взахлеб, торопясь, объяснила ей мою ситуацию и жалобно попросила:

–  Возьмите меня к себе, а?

Проводница печально развела руками:

–  Всё занято, милая.

–  Я шапку отдам!
– сдёрнула я с головы «норку».
– Не бросайте меня здесь! Я боюсь!

–  Занято, милая, извини, - видимо, проводницу не прельстила шапка, и эта дверь тоже закрылась, а поезд плавно двинулся мимо меня, застучал колесами и вскоре лишь насмешливо подмигнул мне красным габаритным огоньком.

И я осталась одна в ночи. Замёрзшая, несчастная, с бьющимся от страха сердцем, совсем обезумевшая от переживаний и сознания, что я - настоящая бестолочь. Ведь не прослушай номер поезда, увлечённая чтением детектива своей обожаемой Хмелевской, я не попала бы в столь дурацкую ситуацию - нарочно не придумаешь. Но я только и поняла, что объявлена посадка на поезд в мой город.

Откуда-то из кустов вышел и направился ко мне мужик в шапке-петушке, натянутой до самых бровей, в шарфе до самого носа. Я приготовилась проорать, как в анекдоте: «Забери всё, но не трогай, не убивай!» Тот, в анекдоте, ответил женщине: «Пошла ты в … я на работу опаздываю!» А этот вежливо спросил:

–  Вам в город?

–  Нет!
– замотала я головой и сипло спросила: - А где вокзал?

–  А там!
– беспечно махнул рукой мужик на темень за грузовыми составами.
– Через мост идите!
–

и потопал опять в кусты - наверное, таксист. Решил подкалымить, а коль сорвалось, он ко мне интерес потерял. Я потащила свои манатки на мост, с тоской определяя, как высоко мне надо забраться, и полезла. Лезла, лезла, аж взмокла. Встала на мосту, переводя дух, и тут меня холод сковал с головы до ног, и сердце заколотилось суматошно, потому что мост раскинулся в обе стороны далеко-далеко. Станция-то, вижу, и впрямь большая, только где же вокзал?

Однако взяла себя в руки и храбро, почти бегом, не чуя тяжести сумок, ринулась туда, куда махнул рукой мужик. Бежала-бежала, отмахала уже полмоста, а никакого вокзала нет. «Да где же он, чёрт побери? Мамочка моя, куда же меня занесло?» - взвыла я в голос без стеснения, благо никто не слышал. Может, не так поняла и бегу не туда? В панике затормозила и бросилась обратно - там, на пустом перроне, в другой стороне от моста мелькал огонек, видимо, дежурка, там и спрошу. Время тикает, вот-вот поезд мой прибудет, а я вокзал найти не могу.

Из моих глаз брызнули, замерзая на щеках, слезы.

Тут, вижу, идёт кто-то по мосту. Я сжалась до предела: если злоумышленник - с моста сигать высоко. Но тут же успокоилась - ко мне приближалась женщина в железнодорожном бушлате. Ну, это уже не страшно…

–  Пожалуйста, - закричала я радостно, впрочем, сквозь слезы, - скажите, где вокзал?

–  Да вы правильно шли, - утешила меня железнодорожница и даже предложила помочь поднести багаж.

Женщина - не тот тип из кустов с бандитской рожей, ей можно доверить одну из своих тяжеленных сумок, туго набитых заказанными вещами и продуктами (в моем городе как-то всё разом стало дефицитным) и мы рысью помчались по мосту - время и мороз подгоняли.

Вокзал превзошёл все мои ожидания. Вместо большого просторного здания, к коим я привыкла, возле другого края моста притулилась невзрачная приземистая белого цвета избушка без курьих ножек с бледной лампой у входа.

–  Вот и вокзал, - сказала женщина и пошла по мосту, который уходил дальше в темень, а я, сердечно поблагодарив спасительницу, прогрохотала сумками по лестнице вниз на перрон.

Внутри вокзала было тихо и сонно. На лавках спали какие-то подозрительные личности, да парочка шепталась в углу. И всё. Больше никого: ни дежурного в красной фуражке, ни милиционера в серой, ни кассира в окошке. Касса, конечно, была, да задернута шторкой.

Я заметалась по вокзалу: вот-вот мой поезд прибудет, а я даже спросить не могу, на какой путь, поскольку он даже в расписании не обозначен. А вдруг… Вот уж когда я обессилела, и все у меня опустилось вниз, я стала вроде пустого пенала - такую пустоту ощутила внутри грудной клетки. Вдруг поезд примут на тот путь, с которого я только что ушла?

О, мамочка! Слезы вновь залили мне глаза, но я скоренько проморгалась - не до них!
– и, кинувшись к табличке «дежурный», забарабанила по двери. Никого. Не откликнулась и «милиция». Тогда я грохнула кулаком в «кассу». За шторкой произошло какое-то шевеление, её качнуло ветром, и в окошке возникла заспанная женская физиономия в сбитой набок мохеровой шапочке-берете.