Любовь не кончается: Эйлит
Шрифт:
— Господь Всемилостивый! — Эйлит невольно зажала рот ладонью, к горлу подступил ком. — Голдвин, ты не сможешь никуда отправиться в таком состоянии.
— Глупости! У Гарольда на счету каждый воин. На севере, в битве с норвежцами, мы понесли огромные потери, — раздраженно бросил Голдвин.
Эйлит открыла было рот, чтобы возразить, но, вовремя спохватившись, замолчала. Какой смысл спорить, если, несмотря на все желание Голдвина ринуться в бой за короля, рана надолго прикует его к постели? Все, что могла Эйлит, это обеспечить мужу покой и уход и таким образом помочь ему восстановить силы.
— Как скажешь, — покорно пробормотала Эйлит. — Но сейчас ты должен поспать. Не возражаешь, если я приглашу
Кивнув головой в знак согласия, Голдвин с тяжелым вздохом закрыл глаза.
— Я действительно очень устал, — проронил он, погружаясь в сон. — Со дня битвы почти не спал. Рядом все время кружили вороны, слетевшиеся на горы трупов. Эти черные твари не давали мне покоя.
Держа под уздцы Альзана, Рольф, по щиколотку в грязной жиже, стоял у ворот английского деревянного форта, которому приближенные герцога успели дать новое вычурное название Гастингс-Касл. От порывов сильного ветра промокшая насквозь накидка прилипла к спине, а хвост жеребца то и дело путался в ногах. Дождь, притихший, пока войско Вильгельма продвигалось по безлюдной местности, снова начал моросить. Сняв шлем, Рольф приложил руку к виску в том месте, где кожу натер скрепляющий ремень. У конюшен во дворе форта царила суета: только что вернулся из однодневного рейда вглубь страны дозорный отряд. Всадники галопом примчались с севера с известием, что армия Годвинсона расположилась в огромном лесу под названием Андерсонвольд, в семи верстах от форта. В отдаленные отряды мгновенно были посланы гонцы. После короткой передышки норманнское войско вновь пришло в движение.
Когда Рольф подвел Альзана к конюшне, ему навстречу выбежал перепуганный конюх, спешащий принять поводья.
— Иди… — посоветовал ему лорд, ласково поглаживая гнедого по крупу, — навести приятелей. Похоже, в самое ближайшее время герцог со своими рыцарями даст здесь генеральное сражение, а уж тогда у тебя не будет времени потрепаться.
Бросив на Рольфа благодарный взгляд, конюх пустился наутек, чудом не налетев на чертыхающегося бретонского графа, которому только что наступил на ногу собственный жеребец.
Альзан обнюхал лицо и волосы хозяина. От его влажного теплого дыхания пахнуло прелым сеном.
— Отстань, негодник, — проворчал Рольф, когда жеребец игриво куснул его за шею. Рыжевато-коричневая шкура коня приобрела красноватый оттенок, его спину покрывала толстая зимняя попона. Подняв одну ногу Альзана, Рольф проверил, в порядке ли подкова и копыто… Краем глаза он заметил среди боевых коней, выстроившихся в ряд напротив, серого жеребца Ричарда и невольно залюбовался им.
Трудно было поверить, что он доставил столько хлопот при погрузке в Сен-Валери и выгрузке в Гастингсе. Видимо, Ричард оказался прав: жеребец действительно не выносил подъемов по наклонной, неустойчивой поверхности. Во всем остальном он обладал прекрасными данными. От тяжеловесных северо-норманнских коней скакун выгодно отличался быстротой и хорошей реакцией. И невероятной выносливостью. Даже сейчас, после целого дня непрерывного бега, он выглядел свежим. Его уши чутко улавливали все окружающие звуки, а в глазах светилось любопытство. Не сводя глаз с красавца-коня, Рольф вдруг подумал, что согласился бы пожертвовать гордостью и даже встать перед Ричардом на колени, лишь бы тот согласился спарить жеребца с одной из бризских кобыл. Живо представив самодовольную ухмылку молодого рыцаря, он поморщился.
Рольф вышел из конюшни, когда вокруг уже сгустились сумерки. Многочисленные факелы освещали огромное количество деревянных лачуг и шатров, в которых разместилось почти семь тысяч человек. Рольф заглянул под полуразвалившийся кухонный навес, расположенный во дворе. Грузный фламандец с обнаженными до локтя
— Что привело вас сюда в столь поздний час?
Рольф протянул озябшие руки к костру. Аромат, исходящий от бурлящего в котле варева, защекотал ему ноздри и вызвал урчание в животе. От такого запаха и у только что поевшего потекли бы слюнки.
— Судя по всему, твоя чудная похлебка уже годна для того, чтобы ее отведать. Зачем ждать до завтра? — Рольф протянул повару деревянную миску и уселся на скамейку у печки. Неожиданно ему вспомнились озлобленные лица английских крестьян, у которых норманнская армия силой забирала все запасы продуктов и фуража. Он своими глазами видел пылающие под серым октябрьским небом деревни, вдыхал тяжелый запах дыма, слышал вопли и завывания женщин и детей и беспомощное молчание мужчин..
Грабеж и разбой в мирных селениях являлись частью плана герцога, своеобразной попыткой выманить Гарольда к форту Гастингс и навязать ему бой. Вильгельм предусмотрительно не хотел рисковать и углубляться в чужую, враждебную страну, удаляясь тем самым от запасов провизии. Он рассчитывал на то, что Гарольд, услышав о дерзких набегах на свои владения, воспримет это как личное оскорбление и вне себя от ярости поспешит к южному побережью, чтобы сбросить норманнов в море… Вильгельм стремился вынудить Годвинсона дать бой прежде, чем королевская армия успеет отдохнуть и собраться с силами после кровопролитного сражения с норвежцами на севере. И похоже, его план наконец сработал.
Фламандец до краев наполнил протянутую лордом миску похлебкой с плавающими в ней тушеными овощами и жирными кусками мяса. Рольф принюхался, затем сделал глоток: тепло мгновенно растеклось по всему телу, согревая душу.
Снаружи снова забарабанил дождь, потекли потоки жидкой грязи. По двору промчался подросток с факелом в руке и быстро юркнул в дверь конюшни… В ворота въехал отряд с добытой в ближайших селах провизией. В хвосте кавалькады брели корова и жалобно мычащий теленок. Одна из лошадей была нагружена мешками с мукой и головками лука. Солдаты грязно переругивались по-фламандски, проклиная не желавший прекращаться дождь. Впрочем, голоса их звучали весело: они привезли с собой бочку меда, и Рольф знал, что ей не суждено стать украшением герцогского стола.
Из глубины двора к полевой кухне направился еще один человек. Капюшон, надвинутый на глаза, почти полностью скрывал его лицо, плотная накидка на подкладке делала очертания фигуры почти бесформенными. Такие накидки из ворсистой шерсти обычно носили датчане.
— Дьявольская погодка, — пробормотал Оберт де Реми (а это оказался именно он), принимая из рук повара миску с мясным бульоном.
Рольф хмыкнул в знак согласия и слегка подвинулся, уступая другу место на скамейке. За воротами послышался стук копыт, и спустя несколько секунд во двор галопом въехали два разведчика на взмыленных гнедых жеребцах. Шлемы и кольчуги воинов на миг сверкнули в тусклом свете факелов часовых.
— Ты сегодня в дозоре?
Рольф покачал головой.
— Нет, я весь день занимался фуражом. Устал, но никак не могу заснуть. Как ты думаешь, Гарольд нападет первым?
Оберт сурово поджал губы.
— Сомневаюсь. Полагаю, он намерен запереть нас на этом полуострове и дождаться прибытия свежих сил. По крайней мере, я бы на его месте поступил именно так. Или вообще предпочел бы остаться в Лондоне и вынудить герцога Вильгельма прийти ко мне. — Смахнув рукавом дождевую каплю с кончика носа, Оберт передернул плечами. — Сейчас время — союзник Гарольда, а не наш. И он им, кажется, не воспользовался.