Любовь (не) прилагается
Шрифт:
Как оказалось, очень даже может!
Боль пронзила не сразу, а как — то потом. Постфактум. Сначала пришло осознание, что оборотень натворил.
— Что ты сделал? — тихо спросила у мужчины. Лежала смирно, ждала, пока Егор залижет рану.
— Думаю, ты знаешь. Ты не так задаешь вопрос, — он убрал за ухо волосы, сначала с одной стороны, затем с другой, полностью открывая мое лицо и навис сверху.
О, да! Я знала, что он сделал. Поставил мне метку. Но не такую, которая объединяет истинные пары и не такую, которая связывает двух оборотней, решивших провести жизнь вместе по тем или иным
— Зачем? — меньше всего я мечтала стать чьей — то любовницей. Самок среди оборотней мало. Хоть я не была волчицей в полном смысле этого слова, а отлично подходила. Большинство оборотней предпочитали крутить романы внутри стаи, не пользуясь «услугами» человеческих самок. Это было не запрещено, но для многих дискомфортно. Поэтому обычные оборотни предпочитали волчиц или полукровок. Мне много раз предлагали стать чьей — то подругой, не навсегда разумеется, а на какой — то промежуток времени. В качестве своеобразной защиты при неодноразовом сексе женщина получала временную метку, некий щит от посягательства других самцов. Если хотела конечно. Самец брал на себя заботу и обеспечивал безопасность своей подруге на короткий отрезок времени. Обычно такая метка держалась недели две, может чуть больше. Это зависело от многих обстоятельств. От силы оборотня, от того, кем была сама женщина. Подозревала, что метка альфы вполне может продержаться полный лунный цикл. Вот удружил мне Егор! Вот, спасибо! Рада такому подарку я точно не была! Чего не скажешь о нем.
— Хороший вопрос. Мне захотелось дать тебе шанс, малышка.
— Шанс?
— Да. Подозреваю, что метка продержится недели три, — а с ней и его запах на мне. Ведь отличие традиционной метки от временной было еще и в запахе. Если в первом варианте запах пары смешивался и становился общим, то во втором — на самке появлялся запах самца, застолбившего ее, если можно так выразиться. — Если сможешь за это время сделать хоть что — то со своей жизнью. Если я увижу хоть какие — то изменения в тебе, Акса, клянусь, наплюю на все. Женюсь на тебе и признаю парой.
Я смогла только беззвучно открыть и закрыть рот. Чувствовала себя, словно, выброшенная на берег рыба. Меня. Признает. Парой? Официально? Он это серьезно.?! Я была шокирована. Ту часть, в которой говорится про то, что я должна что — то сделать со своей жизнью, удачно пропустила.
— А если нет?
— Женюсь на твоей сестре или еще на ком — то, если Родцева взбрыкнет. Не думаю, что у меня возникнут проблемы с подбором подходящей кандидатуры, — в этом он был прав. Волчицы в очередь будут выстраиваться за право побороться за такой приз. А я? Вот мне достанется, когда узнают, кому достался Егор Исаев.
— А я?
— Останешься моей любовницей, детка. Но неофициальной. Думаю, не надо рассказывать, что это означает.
— Ты меня запрешь?
— Ну, зачем ты сразу о крайних мерах? Но охрану приставлю. Не могу допустить, чтобы с тобой что — то случилось, — все ровно так, как я думала. Не хочу. Не хочу делать что — то в угоду желаниям Егора. Если уж менять свою жизнь, то только ради себя.
У меня было довольно много вопросов. Я их собиралась задать все. Все — таки этот мужчина так просто решил мое будущее. Будущее, о котором
— Я не хотел на тебя давить, Акса, — он поцеловал меня в эту чертову отметину, — но ты ведь понимаешь, что это означает?
Я знала. Прекрасно знала. Он заявил на меня права и ждал, что я лягу и покорно раздвину ноги. Ведь у временной метки было кое — что общее с постоянной. Верность. Гребаная верность. Не то, что изменить было нельзя… Изменить — то можно, но как правило, партнеры это не желали. Самец ставил метку и, словно, замыкал себя на помеченной суке. Вот и Егор, видимо, желал исключительно меня.
— Ты ведь обещал, — напомнила ему. Понимала, что веду себя глупо. Знала, что страх близости неоправдан. Оборотень на меня не накидывался и не срывал одежду. Но что — то удерживало. Какой — то незримый барьер не давал сделать первый шаг.
— И собираюсь сдержать обещание, — он поднялся с постели и принялся раздеваться. Несколько мгновений и рубашка летит на пол, а я, словно, зачарованная не могу отвезти взгляда от его обнаженного торса. Мужчина потрясающе сложен. Словно выдолблен из мрамора античными мастерами.
— Нравится? — усмехнулся оборотень, заметив мой явный интерес. Стало стыдно. Вероятно, я покраснела.
— Очень, — прошептала на грани слышимости. Но для оборотня, особенно альфы, мой шепот, будто набатный звон для обычного человека. Егор только ободряюще улыбнулся.
— Что касается моего обещания. Соблазнить тебя не составит особого труда, если ты только позволишь, — он вернулся на кровать, оставшись в брюках. — Сколько у тебя было мужчин? — отличный вопрос. Такой своевременный. Такой удобный. Удобный для него, но никак не для меня. — Акса, отвечай, — он поддел кончиками пальцев подборок и заставил смотреть на него.
— Один.
— Хорошо. Что сделал тот мудак, что отбил у тебя желание к сексу? — очень буднично поинтересовался мужчина.
— Он не был мудаком, — возразила. Я не собиралась защищать своего первого мужчину. Но он не сделал ничего, чтобы, как выразился Исаев: «Отбить у меня желание к сексу». Мудаком был отчим. Из — за него и только из — за него моя сексуальная жизнь сложилась именно так. Вернее, сексуальная сторона в моей жизни просто отсутствует.
— Защищаешь? — прошипел оборотень. — Я надеюсь, ты нас сравнивать не надумала?! — мне очень не понравилась реакция мужчины. Я не знаю, чего ждала от Егора, но точно не подобного вопроса. У меня даже в мыслях подобного не было. Скорее я думала о том, как открутиться от предстоящего секса. — Я все еще жду ответа, Акса.
— Нет.
— Хорошо. Если тебя никто не заставлял, тогда я не понимаю…
— Отчим заставил! — я не выдержала и чуть ли не в лицо мужчине прокричала эту ужасную фразу. Никогда никому не говорила, даже подругам. Вернее, тем, кого можно было таковыми считать. На самом деле настоящих подруг… с такими, с которыми огонь, воду и медные трубы, у меня не было. И вот теперь поделилась наболевшим с мужчиной. Да еще в какой форме…
Сама не заметила, как из глаз брызнули слезы.
— Очень хорошо!