Любовь не выбирает
Шрифт:
Али собрала волю в кулак. Она сделала все правильно, не допустила небрежности. Натаниэль Каллен, как это ни горестно, просто еще один случай в ужасной статистике. Еще один пациент, которого, несмотря на достижения в медицине и современные технологии — а их в госпитале вполне хватало, — они не смогли спасти. Если говорить попросту — ему не повезло.
Но она хотела, чтобы Макс понял: она ничего не могла сделать. Что ее лечение ничем не отличалось от того, какое любой другой врач назначил бы, включая ее консультанта Нила Перри, сидящего напротив нее.
Макс дал
— Что происходило потом? Вы сказали родителям?
Али кивнула. К этому времени оба, Дидре и Гордон, были в госпитале.
— И как это происходило?
— А как вы думаете? Я должна была сказать им, что их сын умер. Это было ужасно.
В работе Макса было достаточно трудных моментов, но он даже представить себе не мог, каково это — сообщать родным о смерти любимого человека. Сколько раз ей приходилось это делать?
— Они были злы на вас, на госпиталь? Они грозились подать иск?
Али покачала головой:
— Нет. Тогда они были слишком… подавлены. Они винили себя, говорили, что им следовало привезти его в ту же ночь.
«А вот это интересно». Макс сделал для себя пометку.
— Это имело бы какое-то значение?
— Скорее всего, нет. Как я говорила раньше, размер его экстрадуральной гематомы был лишь два миллиметра. Я подозреваю, что за несколько часов мы ничего другого не обнаружили бы. Привези они его немедленно после падения, я занималась бы с ним точно так же — компьютерная томография и наблюдение.
— Хорошо, спасибо, — сказал Макс и улыбнулся ей. — Я знаю, что вам тяжело снова и снова это повторять. Я ценю ваше терпение, Алейша.
Его ласковые слова пролили бальзам на рану, пусть он и назвал ее опять полным именем. Но как он это сказал… Словно нежно коснулся кожи.
Стараясь не смотреть ему в глаза, Али протянула руку к стакану с водой.
Макс поймал себя на том, что уставился на ее шею, вспомнив, как она ее изгибала под его поцелуями. Налетевший на него шквал чувственного желания заставил его тоже опустить глаза. Пришлось сделать вид, что он роется в документах. Очевидно, что у него переизбыток тестостерона после того, как он нарушил обет воздержания. Он ведь почти забыл, какой потрясающей может быть близость с женщиной, а теперь вынужден сидеть рядом с той, которая напомнила ему об этом.
Макс оглядел сидящих за столом. О ужас! Все выжидательно смотрят на него, включая Хелен.
— Доктор Перри, полагаю, вы следующий в этом деле, если строить беседу в хронологическом порядке. После вас идут доктор Эймз и полиция.
К облегчению Али, в течение трех часов от нее не потребовалось объяснений, за исключением одного-двух уточняющих замечаний. Правда, теперь Макс почти не смотрел на нее.
Это хорошо или плохо?
Когда встреча закончилась, Али чувствовала себя измотанной, с головной болью. Макс ушел с Реджем и остальными мужчинами, и в комнате остались только она и Хелен. Странно,
Али отвлеклась от своих мыслей, увидев, как Хелен рассеянно трет костяшки пальцев, уставших после работы на клавиатуре.
— Как давно вы мучаетесь от артрита? — спросила Али. Удивленная Хелен подняла на нее глаза:
— Давно… много лет. Я уже привыкла.
— И стенография этому способствует.
Хелен пожала плечами:
— Это моя работа.
— Вы наблюдаетесь у специалиста?
— Только у врача общей практики.
— Как же так? — Али порылась в сумке и извлекла визитную карточку. Она протянула карточку Хелен, и в эту минуту вошел Макс. — Вот, возьмите. Он хороший врач. Скажите ему, что я его рекомендовала.
— Пытаетесь забрать самую лучшую стенографистку в нашей фирме? — пошутил Макс.
Хелен засмеялась и взяла визитку:
— Спасибо, доктор Грегори.
Макс снова ушел, неся в руках стенографическую машинку. Хелен — за ним следом.
Боль стальным обручем стянула Али лоб. Она положила локти на стол и уткнулась лицом в ладони.
— Тебе лучше поехать домой и лечь.
Али могла и не смотреть, кто это. Обладатель низкого грудного голоса стоял в дверях, опершись о косяк плечом. Пиджак он снял, рукава рубашки закатал до локтя, а руки засунул в карманы.
— Болит голова? Али кивнула:
— Жутко болит. Он посмотрел на часы:
— Уже седьмой час. Пойдем со мной — у меня в кабинете есть таблетки.
Седьмой час? Трудно определить, сколько времени, когда шторы задернуты.
— Разве это не противозаконно? — решилась пошутить Али.
Макс улыбнулся:
— Не думаю, что таблетки парацетамола нарушат закон. К тому же я собираюсь их тебе дать, а не продать.
— О, но таким образом ты сделаешь из меня наркоманку. Сначала попробую, а не успею оглянуться, как подсяду на них.
Это как раз то, что случилось с ним! Он вкусил ее сладость — и теперь не в состоянии ни о чем больше думать. Весь день у него из головы не выходили эти кудри и то, как они щекотали ему грудь. Черт бы его побрал!
Али заметила, как Макс застыл, а его глаза потемнели и из серых сделались грифельными. Она тоже застыла.
Макс очнулся первым:
— У меня есть на примете хороший адвокат, если твоя привычка перерастет в зависимость.
Господи, она тоже знает хорошего адвоката. И зависимость она чувствует только от него. Али нашла в себе силы встать:
— Спасибо, парацетамол не помешает. Обычно я ношу его с собой, но сегодня забыла взять.
Она обошла вокруг стола, и Макс впервые за день увидел ее фигуру во весь рост.
На ней юбка. И другого фасона. Не такого, как та, что была на ней в баре, — свободная и легкая, — а прямая, офисная, обтягивающая бедра и едва доходящая до колен.
Возможно, не знай он в деталях, что скрывается под этой юбкой, он бы так не возбудился. Но ведь он знал! Как он может думать о ней как о докторе Алейше Грегори, свидетельнице, когда на ней такая юбка? Сшитая специально, чтобы скользить по чулкам вверх?