Любовь Носорога
Шрифт:
Палец завис над очередной клавишей, и в груди сладко ворохнулось.
И стыдно и хорошо.
Вот что бывает, когда сдаешься во власть инстинктов. Веришь. Пытаешься, вернее. Конечно, очень мало времени для того, чтоб изучить человека, понять его натуру, но в том, что Паша был искренен, когда обозначал мое присутствие в своей жизни, это точно. Неизвестно, куда нас это все выведет, но я приняла осознанное решение плыть по течению. Все равно изменить ничего не смогу. Паша, конечно, тот еще танк, но и я ж не железная. Невозможно же противостоять тому, что происходит
С самого начала происходило!
И он прав. Поразмыслив, я поняла, что везде, кроме, пожалуй, того первого злополучного раза, я была не против. Очень даже за была. И Паша, конечно, Носорог, но не дикое животное. И, если бы я, например, заорала в том же лифте: "Насилуют", то явно бы остановился. Но…
Я не заорала.
Он не остановился.
И в том, что происходило дальше, есть и часть моей вины.
Хотя, видит Бог, я старалась минимизировать. Не удалось. А теперь и не надо. Не хочу.
Паша за эту нашу совместную неделю совершенно с другой стороны себя показал. Оказывается, он умеет слышать кого-то, кроме себя. Оказывается, он умеет нормально разговаривать и сопереживать.
Оказывается, он может быть чутким.
Ценить простые вещи, разговаривать с детьми. Он вполне нормально общался с сыном Марины Ремневой, даже чуть-чуть показал ему приемы из своих единоборств. Похвалил скупо, что парень далеко пойдет. Так забавно и в то же время мило было наблюдать за ним, таким большим, таким серьезным, таким всегда брутальным… И с детьми. Умилительное зрелище.
Ремневы мне, кстати, понравились. Простые и приятные люди, несмотря на статус и явное богатство. Марина делилась историями из своего прошлого, она, оказывается, продавцом работала в небольшом городке. До того, как туда, непонятно зачем, приехал Ремнев и увез ее. История современной Золушки. И очень милая история. Потому что Золушка явно счастлива. И ее принц — тоже. Смотреть на них двоих было приятно, губы сами в улыбке расплывались непроизвольно.
Конечно, той же ночью, в спальне, мне Носорог показал, что, несмотря на дневную мимимишность, он как был деспотом наглым, так и остался. И ужасно стыдно утром было перед хозяевами. Я так никогда в жизни не кричала. Мне думается, что даже то, что мы в отдельном крыле ночевали, не спасло, очень уж Марина понимающе улыбалась за завтраком. А я краснела и немного дулась на довольного собой Пашу.
Он меня вообще часто краснеть заставлял в эту поездку. Совершенно бесцеремонный тип! И на этом фоне очень радовало, что больше я не попаду в те магазины, где мы покупали купальник и легкие вещи для поездки на природу. Потому что про секс в кабинках Паша не шутил. А уж про колесо обозрения и вспоминать стыдно.
Но приятно.
Вообще, Паша вел себя немного нехарактерно. Словно до этого был снеговик, а тут разморозился, человеческие черты приобрел.
И я, признаться, думала, что это теперь постоянно явление будет, по крайней мере, по отношению ко мне. Потому что Паша только скривился, когда я в очередной раз отказалась к нему переезжать. Но не стал убеждать. И на плечо забрасывать и тащить силой к себе, как, наверное, сделал бы
А вот на мое условие про запрет на секс на работе, пытался наложить вето. Матерное такое, многоэтажное. Но я настояла на своем, чем ужасно до сих пор горжусь.
Что бы там себе Носорог не воображал, превращаться в его обеденное развлечение я не собиралась. И требовала к себе хоть толику уважения. Хотя бы вне постели. Конечно, отказаться от отношений мне никто бы не позволил, даже если бы я и захотела. Здесь грань между моим желанием и моим подчинением была крайне тонка. Но я собиралась серьезно укреплять ее.
И стараться сохранять хотя бы часть собственного достоинства, раз уж больше ничего не оставалось, что можно было бы сохранять.
К тому же, я этот переезд никак бы не смогла пока что объяснить сеструле. Прекрасно понимала, что, стоит мне лишь заикнуться про то, с кем я съезжаюсь, и Ленка сорвется с цепи, явно решив, что я из-за нее покорной овечкой на заклание прусь к жестокому зверю. И не убедишь ее никак, что овечка-то вприпрыжку побежит, трусы теряя, стоит только зверю этому посмотреть на нее своими голодными глазами и знакомо повелительно мотнуть головой, указывая направление движения.
Черт, вспомнила, и опять горячо. И, может, нарушить свое пожелание насчет отсутствия неслужебных отношений на рабочем месте? Зайти к нему, сесть на колени прямо в рабочем кресле, поцеловать… А дальше, скорее всего, моя инициатива завершится, но я не буду против. Абсолютно.
Но нет, Полина, нельзя. Ты не кошка мартовская, и сексом вы уже сегодня занимались, с утра. В его здоровенном гелике прямо на корпоративной стоянке. И это еще одна веха позора в твоем длинном, благодаря Носорогу, послужном списке.
И нет, не вспоминать! Не вспоминать!!!
Лучше переключиться на дела насущные. Например, отчего это у Бати дым из ушей шел, когда от Носорога вернулся? Паша должен быть доволен. Заходил он в здание, по крайней мере, именно таким.
Что могло его так сильно разозлить?
И ведь не спросишь, не сходишь. Потому что, если Паша недоволен, то мое явление может быть воспринято чересчур благосклонно. И все мои условия полетят к чертям. Прямо на тот самый кожаный диванчик.
У Бати тоже страшно. Если что-то серьезное, то может и послать. А мне одного грубияна в своей жизни за глаза. Нет уж. Бог с ними. Посижу тут, дела поделаю.
— Полина, — рявкнул Батя из своего логова так, что я даже подпрыгнула, — кофе принеси! И добавку тоже. Побольше! Два к одному!
Ох, е-мое!
Я побежала готовить кофе с коньяком, вернее, коньяк с кофе.
Управилась в рекордные сроки, постучала, зашла.
Батя стоял у окна, сунув руки в карманы. Пиджак он снял, рукава закатал и теперь выглядел слегка цивилизованным питекантропом, особенно, учитывая, что волосы у него на голове отросли в темный ежик, а небритость давно уже стала бородой.