Любовь опаснее меча
Шрифт:
— Вот так вот, всесильный колдун, не помог тебе твой Алгол, — обратился он к обезглавленному самозванцу. — Теперь твоя участь — стать пищей любимцу Гудэрза. — Он вздохнул, сделал еще глоток терпкого вина и произнес:
— Все гораздо проще, чем полагал ты, и бесконечно сложнее, чем когда-то полагал я.
Сколько он просидел задумчиво глядя на каменную плиту, похоронившую красавицу и чудовище, Хамрай не знал. В ушах звенел предсмертный крик обезумевшей женщины, перед глазами стояли худенькие девичьи руки, прикрывающие в испуге едва
Прервал его оцепенение ворвавшийся в комнату седовласый Гудэрз.
— Хозяин! — вскричал он. Старый слуга встал на пороге и схватился рукой за левую половину груди, пытаясь унять одышку. — Хозяин, там… там, наверху… Знамение!
Знамение!
Хамрай вскочил. Охватившее его волнение заставило задрожать. Наконец-то! Как долго он его ждал, уже потерял веру, что когда-нибудь оно будет еще раз. Это — настоящее, не какой-то там чернобородый бахвал, бесславно закончивший свое шутовское представление, подобно многочисленным предшественникам.
Знамение — это надежда.
Хамрай обогнал медлительного старика и словно молодой орел взлетел по круговой лестнице на крышу башни. Там стоял, облокотившись о камень перил, дежурный наблюдатель и глядел в высь, широко раскрыв рот.
В черном бархатном небе, на фоне бесчисленных искорок звезд разворачивалась огромная зеленая спираль — змея Алвисида, сомнений быть не могло. На внутреннем конце светящейся спирали было утолщение и в нем разливалась ослепительная кроваво-алая точка, словно глаз змеи.
Один из многочисленных потомков Алвисида, но всего третий за полтора столетия, обладающий его наследственными, пусть и скрытыми, скованными, требующими освобождения свойствами, родился. Третий — магическое число. Он должен исполнить предсказание.
К сожалению, сам наследник не может снять заклятие, но он может вывести из небытия своего поверженного божественного предка, и лишь Алвисид, как сказано в пророчестве, освободит шаха Балсара и его верного слугу от опостылевшего воздержания.
Четверо богов не могли убить своего бессмертного брата — они расчленили поверженного Алвисида и разбросали по миру девять частей его, чтобы никто не смог воссоединить сына бога обратно. Но Алвисид словно догадывался об этом пред гибелью…
Первого наследника Алвисида Хамрай ждал более ста лет и узнал о нем случайно. Он разыскал его в Британии, когда тот уже принял священный сан. Наследник был истинным христианином, и никакие уговоры не смогли заставить его покинуть родную епархию. Магические чары, подчиняющие волю бессильны против наследников бога.
Второй, родившийся в Карфагене, согласился помогать, соблазненный обещаниями и посулами Хамрая. В огненной пустыне он добыл при помощи Хамрая голову Алвисида и Хамрай говорил с поверженным богом. Но наследник погиб в следующем путешествии за торсом Алвисида в угрюмых колдовских тевтонских лесах.
И вот — третья возможность.
Не составило никакого труда узнать, что его и шаха надежда, возможно последняя — мальчик. Родился в далекой Британии (опять Британия, уже хорошо знакомая Хамраю!), за тысячи миль отсюда. Не ранее как полчаса назад, и сейчас, наверно, орет истошно на руках матери. Или кормилицы — это все выяснится чуть позднее.
Огромная змея в небе дружески подмигнула Хамраю кровавым глазом и растворилась в бескрайнем небе.
Пора собираться в дорогу — до Британии путь не близкий!
КНИГА ПЕРВАЯ. УРРИЙ
Поможет ли Христа ученье
Лихую отвратить беду?
Смирит ли набожности рвенье
Родов смертельную вражду?
Нет! В сердце их вождей отныне
Месть разлила столь адский яд,
Что и хождением к святыням
Они себя не исцелят.
Вальтер Скотт «Песнь последнего менестреля»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПЛОТЬ АЛГОЛА
Когда ты зорок, как всегда, взгляни:
Не видишь разве их кивков ужасных
И как зубами лязгают они?
1. ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ, МЕНЯЮЩЕЕ ЖИЗНЬ
Нельзя любить и уважать
Других, как собственное я,
Или чужую мысль признать
Гораздо большей, чем своя.
Лес плотно подступал к обеим сторонам дороги — словно едешь по узкому и невероятно длинному коридору. Стволы вековых деревьев взметнулись к небу, оставляя для жарких солнечных лучей лишь не широкую щель. В глубине дороги, казалось, тупик — все те же покрытые мхом и лишайником неохватные стволы. Случайный путник неуютно чувствовал бы себя проезжая здесь, за каждым деревом мерещился свирепый разбойник — милосердия не ведающий, с зазубренным о черепа предыдущих жертв топором в волосатых руках.
Но на благородном красивом лице сэра Отлака Сидморта, графа Маридунского не было и намека на какое-либо подобие страха. Он ехал по своей земле, он был здесь хозяин — ему ли боятся лесных духов либо мерзких разбойников, шайка которых, предводительствуемая его бывшим вассалом ошивалась в дремучих лесах? Да если бы и по чужой территории продвигался он — так что же? Разве он не многоопытный бесстрашный рыцарь, прошедший множество битв и поединков, чтобы не суметь отразить любые нападения? Разве не едет сейчас с ним старший его сын, благородный рыцарь сэр Педивер, оруженосцем у которого третий сын — Морианс. Разве сэр Отлак не во главе отряда из отборных, закаленных битвами бойцов?