Любовь Орлова в искусстве и в жизни

Романов А. В.

— Странное, однако, дело, — говорил мне Всеволод Васильевич, — то, что она старше меня годами, это я еще понимал, но, общаясь с ней на съемках чуть ли не ежедневно, пока наша знаменитая баржа совершала свой путь вместе с «Севрюгой», я никогда, ни на один миг, не чувствовал рядом с собой, так сказать, примадонны. Это была удивительно простая в общении, всегда ровная, внимательная к каждому, обаятельная женщина. Мы, молодые актеры, с уважением относились к ней, но отнюдь не потому, что она была «звездой» и к тому же женой режиссера, а потому, что она была нашим товарищем по работе, увлеченно делающим свое дело и искренне желающим, чтобы и мы все в любой, самой незаметной роли работали с увлечением, не хандрили, не распускались, были бы внимательны

ко всему, чем жила съемочная группа, и с надеждой на самое лучшее ожидали, каким же в конце концов будет творческий итог.

Встреча с ткачихами

Все это Санаев говорил столь убежденно и с такой волнующей искренностью, что ему нельзя было не верить. Он словно сбрасывал с плеч груз полувекового пути в искусстве, глаза его светились, казалось, что он снова чувствует себя тем сильным бородатым лесорубом, который на палубе гигантской баржи рядом с Дуней Петровой, вместе со своими товарищами по труду поет песню, вскоре зазвучавшую на всю страну.

Столь же тепло пишет о своей работе с Орловой народный артист СССР Игорь Владимирович Ильинский в статье, озаглавленной «Самые светлые воспоминания»:

«В человеческие отношения Любовь Петровна вносила теплоту, доброту, ласковость. В ее присутствии хотелось выглядеть самым лучшим образом. Я вспоминаю эпизод съемок фильма «Волга-Волга», где мне по сценарию нужно было прыгнуть в сапогах и с портфелем с палубы в воду — и не с нашей приземистой «Севрюги», а большого волжского парохода.

Был холодный осенний день середины октября, но светило солнце — как такую возможность не использовать? Конечно, можно было взять дублера-пловца, одетого в мой костюм и неотличимого от меня на общем плане. Но мне хотелось сыграть то, как Бывалов, пробежав по палубе, целеустремленно продолжает бег в воздухе, оторвавшись от парохода, сучит ногами, — играть в воздухе актерам не часто приходится...

Поначалу предполагалось отправить меня в воду со средней палубы, но я, разохотившись, неожиданно для себя самого сказал: «Уж лучше с капитанского мостика, это было бы поэффектнее!» И тут же был пойман на слове. Уже через десять минут весь пароход знал — не без стараний Александрова, — что Ильинский будет прыгать с верхней — капитанской — палубы. В разных местах парохода меня останавливали вопросом: «Это правда, ты будешь прыгать с самого верха?», «Вы решились прыгнуть оттуда? Молодец, молодец!» Нечего делать, в сапогах и с портфелем я полез на верхнюю палубу. Но когда я туда взобрался, то обнаружил, что моя храбрость задержалась где-то внизу. Каждый знает, что смотреть снизу вверх и сверху вниз, особенно если нужно прыгать, — не одно и то же. Ноги мои, как у несменяемого капитана, приросли к капитанской палубе. Нет, надо отказаться. Где дублер? Но тут я увидел множество глаз, устремленных на меня, и среди них — глаза Любови Петровны: в них было столько веры, восторга и, я бы сказал, восхищения! Ведь накануне, оробев, отказалась от прыжков в воду ее дублерша... Я разбежался... — остальное вы видели на экране. Дубль, к счастью, не понадобился» («Искусство кино», 1982, № 10).

 

Коллективы Театра имени Моссовета и 1-го ГПЗ подписывают соглашение о сотрудничестве

И еще одно воспоминание.

В статье «Талант доброты», опубликованной в газете «Советская культура» (1977, 11 февр.), народный артист СССР Павел Петрович Кадочников писал:

«Когда про артиста говорят, что он хорошо

играет, это естественно. Он и должен хорошо играть: это его профессия, этому он учился многие годы. А вот сеять в людях доброе начало, вызывать у окружающих чувство душевной радости — это уже нечто выше простой профессионализации. Это своего рода дар.

Само имя актрисы — Любовь — как бы сплетается с ее человеческой сущностью. Она вмещает в себя любовь к окружающему миру, любовь к людям, любовь к природе, к красоте! Любовь Петровна обладала способностью находить красоту там, где ее не всякий человек заметит... Она могла долгое время любоваться колючим татарником или могучим стеблем крапивы, способным вырваться из земли в самом неожиданном месте. Но постоянное неподдельно восторженное отношение к природе, искреннее преклонение перед ее величием и красотой давало актрисе ту волшебную силу, которая помогает более острому восприятию окружающей жизни, более чуткому отношению к людям».

«Удивительная пара — Александров и Орлова! — писал в 1973 году в статье «Всегда весна...» народный артист СССР кинорежиссер Григорий Рошаль, с именем которого связана первая роль Орловой в звуковом кино. — Это истинное содружество, пример необыкновенной душевной теплоты в отношении друг к другу. Не потому ли годы проходят мимо Любови Петровны, не изменяя ее внешности и молодости ее сердца...» («Искусство кино», 1973, № 1).

И последнее в этой связи — об их мужестве.

В 1965 году, на очередном международном кинофестивале в Карловых Варах, чехословацкие кинематографисты рассказывали Константину Симонову и мне о происшествии, которое едва не закончилось трагически для советской киногруппы, снимавшей «Весну».

Фильм снимался на пражской киностудии «Баррандов», так как «Мосфильм» к тому времени после эвакуации еще не был восстановлен полностью.

Был обычный съемочный день. Все, кто был в этот день занят на съемке, уже оделись и загримировались. Операторы пробовали свет. Но — невероятное дело — Любови Петровны, Григория Васильевича и Николая Черкасова, которые никогда не опаздывали на съемки ни на одну минуту, в павильоне не было... Вскоре выяснилось, что они попали в автомобильную катастрофу. Орлова и Черкасов оказались в больнице. Александров, который не столь сильно пострадал, вскоре приехал, и от него, уже более подробно, участники съемки узнали, что произошло...

Через несколько дней Любовь Петровна выписалась из больницы. Она лежала в постели в гостинице и спрашивала только о том, как идут дела на студии. Работа не приостанавливалась. Снимались сцены, где она и Черкасов не были заняты. Вскоре и ее увидели на съемочной площадке — очень бледной, но, как всегда, спокойной и деятельной. Поправился и Черкасов. Съемки продолжались.

И музыка и песня

Вскоре после возвращения Григория Васильевича Александрова из Америки, когда он искал и никак не мог найти актрису на роль Анюты в задуманном им фильме «Веселые ребята», кто-то из близких друзей посоветовал ему посмотреть в Музыкальном театре имени Вл. И. Немировича-Данченко «Периколу» с артисткой Любовью Орловой в главной роли. Он прислушался к этому совету, пошел на «Периколу» и впоследствии уже никогда об этом не пожалел.

Разумеется, Любовь Петровна и ее товарищи по театру хорошо знали о том, что в тот вечер в зрительном зале присутствовал известный кинорежиссер Александров, имя которого после фильмов «Броненосец «Потемкин» и «Октябрь» часто появлялось в печати. Они были знакомы и с опубликованной в августе 1928 года «Заявкой» трех кинорежиссеров — С. Эйзенштейна, В. Пудовкина и Г. Александрова, выражавшей их очевидное намерение осуществить на деле те весьма радужные перспективы, которые открывал перед советским киноискусством звучащий экран. Было известно также, что после возвращения из-за границы Александров не раз заявлял о таких картинах, в которых музыка и пение непосредственно участвовали бы в сюжетном конфликте, были бы органическим их компонентом, выражали чувства, переживания, внутренний мир действующих лиц.