Любовь от начала до конца
Шрифт:
Мы зашли под мост. Над нами прогрохотал маневровый тепловоз. Ты посмотрела на меня с некоторым лукавством и спросила:
– Моя бабушка говорит, что я похожа на японку… Правда? Или разыгрывает?
В глазах весёлые искорки.
Я посмотрел изучающе на тебя. И хотя в твоём смуглом лице действительно проглядывало что-то восточное, но я не понял по твоему голосу, нравится тебе это или нет, и на всякий случай, как мне казалось, занял твою сторону:
– Да нет… нет…
Ты улыбнулась. Я видел, что тебя переполняют какие-то невысказанные чувства,
Собралась с духом и сказала фразу, от которой перехватило дыхание:
– У меня мама спрашивает… Вы так часто встречаетесь… Вы что, решили пожениться? Вам же только четырнадцать…
Сказала, и тут же осеклась от своей смелости. Я смутился.
Мы повернули на какую-то улицу и неспеша двинулись к твоему дому. Я никогда не был здесь и по ходу всматривался в каждую пятиэтажку, пытаясь угадать, где именно ты живёшь. Если бы ты указала на первый попавшийся дом и сказала: «Вот мой дом. Здесь я живу», я бы сразу в него влюбился.
Дошли почти до конца улицы и остановились возле последней пятиэтажки.
– Вот, я здесь живу, – сказала ты.
Это лучший дом в Запорожье! Лучший дом в мире!
Мы стояли молча, глядя по сторонам, но не проявляя нетерпения. И вдруг ты спросила:
– Хочешь, посидим ещё немного?
Я обрадовался, но не увидел ни одной лавочки. Неужели во дворе?
– Где? – спросил я на всякий случай.
– Пойдём. У нас тут есть своё место.
Плакучие ивы возле дома закрывали густыми кронами палисадник. Мы прошли через него вдоль тёмных зарешеченных окон первого этажа. Первое окно находилось высоко, а все последующие прижимались к земле. Остановились возле последнего, за которым находилась дверь в… «Домоуправление», – прочитал я.
– Вот, – показала ты на карниз. – Можно здесь посидеть. Ты садись, а я родителей предупрежу.
Я ждал тебя и не мог нарадоваться свалившемуся на меня счастью. Мы вместе! И всё так хорошо! Меня просто распирало от глупой мысли, что я сейчас, будто Золушка, попал в сказочную страну, где быть счастливым так же естественно, как и дышать.
Мелькнула тень, и я снова увидел твоё улыбающееся счастливое лицо.
– Мне разрешили пятнадцать минут, – сказала ты и добавила: – Садись. Здесь удобно.
– Только пятнадцать? – изобразил я шутливое огорчение.
Ты махнула рукой, мол, не придавай значения.
Мы сели. Окно было узкое, и места на карнизе на двоих еле хватило. Но меня это даже обрадовало. Мы впервые с тобой сидели так близко, почти прижавшись друг к другу. Я чувствовал через куртку и плащ твоё тело. Говорили о всяких пустяках, посмеивались над одноклассниками. Ты разомкнула руки и потёрла ладонью колено. Мне захотелось взять тебя за руку. Я преодолевал робость, набирался смелости… и тут…
– Тоня, уже поздно, – раздался голос твоей мамы из окна над нами.
– Я сейчас, – ответила ты, и мы продолжали сидеть.
Теперь мог выйти твой отец и строго потребовать
– Тоня, иди домой.
По её голосу ты, наверное, поняла, что это более строгое предупреждение, и ты не можешь ослушаться.
Мы встали и пошли. На углу дома остановились, ты улыбнулась и сказала на прощание:
– Пока.
Пока… Раньше ты всегда говорила «до свидания».
Возвращаясь домой, я еле сдерживал себя. Мне хотелось радостно бежать куда глаза глядят. Хотелось лететь. Почему люди не летают, как птицы? Я бы сейчас взлетел высоко-высоко и кружил над твоим домом, вспоминая твои глаза, твою улыбку, твои руки…
Японка…
Это моё последнее хорошее воспоминание о наших отношениях, о моей любви к тебе. Больше вспоминать нечего.
На осенние каникулы я уехал с отцом к родственникам, а когда вернулся, всё уже было по-другому. Почему? Что произошло? Не знаю. Да я никогда и не хотел узнать. Боялся открыть для себя нечто такое, от чего бы у меня вообще в голове помутилось.
На мои звонки ты уже не отвечала. А когда я до тебя всё-таки дозванивался, выяснялось, что ты занята и встретиться мы не можем. Раньше ты была всегда свободна. Так продолжалось некоторое время, а потом…
Ну, что было потом, я уже рассказал.
Часть третья
Просто любить
Глава первая
Эликсир молодости
…Я всё писал и писал о наших отношениях, о своих чувствах, стараясь рассказывать обо всём так, чтобы тебе стало понятно, почему я все прошедшие годы помнил и любил тебя, и почему в школе так и не сделал ни одной попытки восстановить нашу дружбу.
А тем временем сама собой писалась наша новая жизнь и наши новые отношения.
И для этого у нас был только телефон.
Мы разговаривали, как бы заново открывая друг друга.
Было ещё по-зимнему холодно. Я выходил вечером прогуляться и через квартал углублялся в старую улочку с деревянными домами позапрошлого века. Останавливался возле двухэтажного дома с заколоченным парадным входом и простой двухэтажной верандой, где почти десять лет прожил писатель Короленко. Пустынно. Снег везде. В мутном пятне света от уличного фонаря блестит накатанная дорога. Два окна горят в бывшем доме Короленко.
Разворачивался к стоящей невдалеке церкви, словно надеясь этим облегчить приём сигнала, и вызывал абонента «Тоня Иванченко».
Абонент откликался. Я говорил:
– Тоня, привет! Это Рома Мищенко.
– Ну а кто же ещё, – радостно смеялась ты в ответ. – Привет…
Я прижимал холодную трубку плотнее к уху, чтобы лучше слышать, и расхаживал где по дороге, а где по тротуару вдоль сохранившихся старых домов. Когда приближался к забору, раздавался лай собаки. Ты удивлённо спрашивала: