Любовь пиратки Карибского моря
Шрифт:
В первый же день плавания, когда корабль покинул спокойные воды вблизи архипелага и оказался в открытом море, налетел сильнейший шторм. Робертс не боялся бурь, но эта была очень опасна, стоило бы переждать ее где-то в бухте или заливе, однако было поздно — вздумай они вернуться к острову, их может разнести о скалы. И капитан Удача повел шхуну навстречу волнам, которые становились все выше и все чаще перекатывались через палубу, грозя смыть в нее людей. Матросы старались держаться ближе к мачтам и реям, чтобы в случае необходимости успевать за них хвататься, некоторым сделалось худо — врут ведь, что у моряков не бывает морской болезни. Еще как бывает — смотря какой шторм!
Робертс
Но она вела себя так же, как самые опытные моряки. Не геройствовала, показывая, будто буря ей нипочем, и совершенно этой бури не боялась. Выйдя на палубу, стала возле одной из мачт, время от времени, когда вода хлестала через палубу, хваталась за канат, но ни разу волне не удалось сбить ее с ног. Когда же ревущий, будто сказочный левиафан [25] , морской ветер в какой-то момент сорвал два паруса с грот-мачты и матросы кинулись их крепить, девушка, ни говоря ни слова, тоже взлетела на вторую рею и, поймав конец каната, завязала настоящим морским узлом. Матросы сперва и не поняли, кто оказал им помощь, но потом, когда буря миновала, долго восторгались отвагой пассажира. Тогда-то они и поняли, что он, скорее всего, тоже моряк.
25
Л е в и а ф а н — легендарное морское чудовище, с незапамятных времен известное по морским рассказам. Очень часто отождествлялось с китом.
— Не надо было делать этого! — выговорил с глазу на глаз «сэру Френсису» капитан Удача. — Вы же не рассказали мне, куда точно мы плывем и где находится клад. А если б вас смыло в море?
— Но в моей каюте лежит ларец с документами. Взяли бы и посмотрели, — не смутилась леди Аделаида. — А вот если б нам не удалось сразу восстановить оснастку, могло быть куда хуже.
— Что верно, то верно, — вынужден был согласиться Робертс. — Но ведь без вас, как я понимаю, эти тамплиерские побрякушки принесут мне несчастье?
— А вы уверены, что со мной не принесут? — спросила она, как обычно, смеясь одними глазами.
Так или иначе, но с этого дня капитан и пассажир были неразлучны. Бартоломью все больше ловил себя на том, что доверяет этой странной женщине, как не доверял никому и никогда. Он рассказывал ей о себе, не боясь, что она может не понять, не оценить или поймет неверно. И это при том, что она сама почти ничего про себя не говорила! Свою дружбу с морем объясняла тем, что пришлось много плавать, что у нее в семье со стороны матери были моряки и после смерти отца ее воспитывал дядя, служивший боцманом. Возможно, это была неправда. Даже, наверное, неправда. Слишком явно она старалась говорить об этом меньше и как будто смущалась, не желая вводить его в заблуждение, но не имея возможности рассказать правду. Почему? Самое забавное, что ему было все равно. Он все больше и больше воспринимал ее как друга. Именно друга-мужчину, и его доверие не нуждалось ни в каких подкреплениях.
«Виолетта» шла к побережью Атлантики, и, так как плавание выпало на неспокойный сезон, рассчитывать дойти туда быстро не приходилось. Но лишние несколько дней не смущали Робертса. Он по-прежнему верил в свою удачу.
В разговорах с «Френсисом» (чтобы никто случайно не услыхал в его устах женского имени пассажира, он называл так Аделаиду даже с глазу на глаз) Бартоломью нередко начинал строить планы, как можно распорядиться сказочными
— И кем населить? — живо заинтересовалась Аделаида.
— Пригласить туда всех, кому тошно среди обычных городов, в странах, где продаются и покупаются даже депутатские места. Дать всем дома, работу, кому какая нравится. Выращивать по три урожая, чтобы все были сыты. В здешних краях такое возможно.
Трудно было сказать, говорит ли он серьезно или просто придумывает красивую сказку. Скорее, конечно, второе — он вовсе не был наивен. Но фантазировать очень любил.
Аделаида отлично это видела, но подыграла:
— Обязать всех работать, запретить изобретать машины, чтобы не отнимали работу у производителей. Собственность сделать общественной, чтобы искоренить имущественное неравенство. А тяжелый физический труд возложить на преступников, которых за тяжкие преступления следует обращать в рабство.
Бартоломью даже присвистнул:
— Целая система! Это вы только что придумали?
— Я? Господь с вами! Это же Томас Мор [26] . Он жил почти двести лет назад. И написал книгу под названием «Утопия». Неужто не читали?
26
М о р Т о м а с (1478–1535). Английский мыслитель, один из основоположников утопического социализма, автор книги «Утопия», в которой описано общество без социального расслоения. Был председателем палаты общин английского парламента, с 1532 года — лордом-канцлером. В 1535 году казнен за отказ принести присягу, которая противоречила его католическим убеждениям.
— Представьте, нет!
— А она очень интересная. Там как раз описан остров, который будто бы открыли, и на этом острове — такое вот общественное устройство. А мне сейчас представилось, что бы произошло, если б мы и вправду решили сделать такое морское государство? Как вы думаете, кто бы туда поехал в первую очередь?
На миг он задумался, потом рассмеялся:
— Кто? Да прежде всего бездельники всех видов! Пираты. Разбойники. Словом, те, кто решил бы, что их приглашают жить на готовое. Ну, и нравы бы получились соответствующие. Этакая Ямайка, где всем все дают, но все равно мало…
— Вот видите! — с искренним огорчением воскликнула девушка. — Не успели размечтаться, как оказалось, что мечтаем о давным-давно придуманной сказке, которая не может осуществиться.
— А что сделаете со своей половиной сокровищ вы? — не удержался и спросил Бартоломью.
— То же, что и вы, — она посмотрела ему в глаза. — Пока не знаю. Сперва нужно найти их.
— И то верно. Только мне все больше думается, что с ТАКИМИ богатствами нормальному человеку трудно будет что-то сделать. Разве что просто одарить всех бедных?
— Тогда не хватит даже этих богатств. Хотя мысль хорошая. Главное — новенькая! Одарить всех бедняков стремились многие великие люди. И ни у кого это не получилось. Даже у тех, кто готов был отдать последнюю рубашку.
— Я не отдам. Кого-кого, а себя не обижу. Как, надеюсь, и вы.
В тот вечер, когда капитан и его пассажир (или пассажирка) вместе стояли возле рулевого колеса, он впервые стал рассказывать Аделаиде о своем детстве, об отце, которого за странный нрав не любило аристократическое семейство, о матери, всеми силами поддерживавшей отца, хоть она и знала, что его родня никогда ее не примет. Тогда-то он и назвал свое настоящее имя.