Любовь по Цикенбауму
Шрифт:
Ощущение грядущего прощания
– Кругом темнота! – вздохнул Цикенбаум…
– Все возникает и исчезает! – в тон ему прошептал я…
Мы пили водку на берегу Оки и страдали вместе… У нас уже не было дев, не было счастливых лиц и восторженного настроения, а была какая-то странная печаль…
– О чем думаешь? – спросил Цикенбаум…
– О том, что когда-то нас не станет!
– Ну и что?! – тихо засмеялся Цикенбаум…
– Просто я хочу понять зачем все это и как вообще происходит! – закричал я…
– Ты, что, псих! –
– Нет, я просто захмелел и глубоко задумался!
– А как глубоко?
– Глубже не бывает, – прошептал я…
– Лучше выпей и тебе полегчает! – и мы выпили, но также грустно вздыхали, глядя в темноту…
– А вдруг все возникает из Ничто, а из Него все остальное, – задумался вслух Цикенбаум…
– И поэтому мы есть, хотя нас уже давным-давно и нет…
– Ага! – засмеялся снова Цикенбаум…
Очень скоро мы захмелев, зашли в одежде в холодную Оку…
– Скоро льдом покроется, – прошептал Цикенбаум…
– Да, и все скроется под снегом! Природа словно укрывает нас своим белым саваном, именно поэтому саваны чаще были белые! Еще они обозначали чистоту!
– Что нам делать? – спросил я, когда мы уже вышли из Оки к пылающему костру…
– Пить водку и думать! – вздохнул Цикенбаум…
Мы опять напились и уже шутили, хотя где-то в глубине души мы молча страдали и ощущали это так явственно, будто нас кто-то заколдовал… Неужели, наш таинственный Создатель, уже устав от наших пьяных рож и порочного времяпровождения, хотел нас изничтожить этой самой безмолвной и светлой печалью… И вдруг в небе появилась полная луна… Она вышла из-за туч как яркое божественное откровение, и мы с Цикенбаумом неожиданно заплакали, обняв друг друга, ибо мы почувствовали наше грядущее прощание… Аминь!
Молчание Цикенбаума о нашей загадочной жизни
Цикенбаум ничего не делал, хотя он пил водку совершенно один на берегу Осетра… Я сидел рядом и молчал… Цикенбаум явно ждал от меня какого-то странного вопроса…
– Может я тоже выпью? – неуверенно предложил я и Цикенбаум протянул мне пластиковый стаканчик с водкой, и я выпил…
– Скоро тронется лед! – улыбнулся я и Цикенбаум кивнул головой…
– Что-то случилось, Арнольд Давыдович?! – спросил наконец я, не выдержав его грустного молчания…
– Да, у меня что-то странное на ум приходит, – попытался улыбнуться Цикенбаум…
– Возможно, вы что-то поели?
– Ага! Я съел самого себя! – усмехнулся Цикенбаум…
– И не подавились?
– Нет! Теперь я переварил свое содержимое и могу заново начать жить! – загадочно прошептал Цикенбаум…
– А где ваши девы? – спросил я, озираясь по сторонам…
– Что? Уже соскучился?
– Нет! Просто интересно!
– Девы! Ау! – закричал Цикенбаум, и голые девы неожиданно спрыгнули к нам с деревьев в снег, а потом кинулись обнимать и целовать меня и Цикенбаума…
– К чему стремился, на то и напросился! – крикнул Цикенбаум, уже раздетый девами и поваленный на снег…
Я тоже был повален девами в снег и очень нежно, осторожно изнасилован…
Через
Неожиданно я пришел в себя, и даже смог выйти из этого загадочного пространства, где Цикенбаум и девы вели свое загадочное и отдельное от всего мира, самостоятельное существование…
Потом пошел снег, а мы снова пили водку с Цикенбаумом и рассуждали уже о безумии нашей жизни… Девы снова разделись и повалили нас в снег… Костер продолжал гореть уже самым таинственном образом, потому что в нем не было дров, а девы насиловали нас и смеялись… И что-то в этом было явно не так…
Об этом я позже и спросил Цикенбаума, но он лишь в ответ повертел пальцем у виска, сплюнул, растер в снегу ногой свой слюну и пошел по делам… И девы тоже куда-то исчезли, и у всех была своя загадочная жизнь… Которую объяснить было невозможно… Аминь!
Я, Цикенбаум и несовершенное совершенство
Мы с Цикенбаумом опять сидели у Осетра и глядели на бурные волны убегающие из под моста вдаль и пили водку. Была слегка морозная ночь. Пар шел изо рта, а мы любуясь бурными волнами, рассуждали о жизни…
– Есть ли в жизни такое совершенство, которое бы помогло преодолеть свое неесовершенство? – спросил я Цикенбаума.
– Думаю, есть, – ответил он мне не сразу, что-то вроде несовершенного совершенства, это когда ломанная линия помогает прямой преодолеть препятствие, помогая ей согнуться и пройтись как бы по своей траектории, как и в эжтих волнах, ведь они же не просто так бьются о камни, а с очень огромным смыслом!
– И что же вообще будет, Арнольд Давыдович? – разволновался неожиданно я.
– Ты о чем? – усмехнулся он, продолжая глядеть на волну убегающего в Оку Осетра…
– Я о том, что будет с нами потом?
– Будет много интересного, – уверенно улыбнулся Цикенбаум, – во Вселенной есть силы высшего разума, которые могут синтезировать любые вещества на любом уровне!
– Это уже наука! – разочарованно вздохнул я…
– Не только наука, но и религия, – глотнув водки из бутылки, чему-то своему засмеялся Цикенбаум…
– И наука, и религия обе женского рода, – вздохнул я…
– Н-да, и заметь, что поэтому-то они постоянно и рождают в человеке то самое несовершенное совершенство, благодаря чему мы все обретаем некий полет своих мыслей!
– Неуклюже мы однако летаем, Арнольд Давыдыч!
– Так, идеального полета быть не может вообще! Человек так устроен, что его идеализм всегда рушится под основанием непосильных идей! Ведь человек хочет большего, чем может сам одолеть, почувствовать!
К нам приблизились обнаженные девицы. От их тел шел пар и они сразу же обняли сначала Цикенбаума, а потом и меня.