Любовь по обмену
Шрифт:
— У-уау… — Вырывается у Джастина. — Я ошеломлен.
А девочки наперебой начинают называть песни, которые я должна сыграть следующими, но, к моему счастью приходится отложить гитару — поспевает мясо, и мы все отвлекаемся на еду и разговоры.
— Вот так вкуснее, — подцепляю вилкой кусок мяса, жирненький, поджаристый, ароматный, макаю в томатный соус и подаю Джастину.
Он не берет вилку. Откусывает из моих рук, глядя прямо в глаза. А мне не по себе — никак не могу прочесть эмоций, что скрыты за этим взглядом.
— Время! — Вдруг спохватывается Никита. —
Мы спешно доедаем мясо, заносим еду в домик, заливаем угли водой в мангале, берем полотенца, пиво и идем дружной компанией в сторону административных зданий. На площадке горят фонари, идет импровизированная дискотека. Придуриваемся, изображая танцевальные движения, и пару минут даже танцуем по-настоящему с краю площадки.
Случайно замечаю звезду вечера — Вика со своими подружками тусуются в компании Костыля. Тот, завидев нас, машет рукой. Вика же коротко кивает. Отвечаем тем же.
Потом Никита напоминает нам про время, мы покидаем площадку и направляемся к деревянному строению на самом берегу реки. Баньку уже натопили, но последним посетителям вряд ли достанется много жару, поэтому я радуюсь, что наша компания все-таки идет первой. Да и необходимость пропустить из-за этого танцы ничуть меня не пугает.
— Что такое «ба-ня»? — Спрашивает Джастин, разглядывая строение с узенькими окошечками.
— Это… такая сауна, — объясняет Дима, подталкивая его к входу, — только по-русски!
— Хм.
Предбанник встречает нас ярким светом, деревянной отделкой и широким столом со скамеечками. Все простенько, ровно, как и в прошлом году, разве что стало светлее. Оглядываемся.
За углом находится небольшая раздевалочка с крючками для одежды, а сразу за ней — дверь в парилку, которую тут же открывают и закрывают парни, споря, достаточно ли прогрелось помещение. Ставим бутылки на стол и замираем в нерешительности. Чтобы переодеться, нам нужно, чтобы мальчики ушли.
Но тех и не нужно уговаривать. Пока мы болтаем о своем, о девичьем, они со смехом топчутся в раздевалке. Оттуда слышатся шуточки и мужские подколки. Закатывая глаза, мы стараемся не обращать внимания: сплетничаем о том, что в прошлом году здесь закрылась какая-то парочка с филфака и не открывала дверь несколько часов, чуть не спровоцировав скандал, и о том, что у Маши теперь есть первая татуировка, но нам она ее пока не покажет — нужно раздеться.
Спустя минуту голоса парней замолкают, слышится скрип двери — они входят в парилку. Мы с предвкушением разливаем пиво и прислушиваемся. Делаем ставки на то, что же произойдет дальше. Минута, две, три, пять, и из-за двери доносится:
— О, май гад! О, май гад!
И нам не удается удержаться от смеха.
[1] — В. Цой — Музыка волн
Джастин
Эти русские совсем без башки! У меня и так от жары чуть глаза не лопаются, а они еще хлещут меня какими-то ветками с листвой, замоченными в кипятке. Нет, реально!
А ведь все так хорошо начиналось. Минута непринужденного разговора, сидя в до беспредела натопленном темном помещении,
А теперь, когда я едва понимаю, что происходит, эти придурки приказывают мне лечь на полотенце лицом вниз и лупят букетами из веток и листвы.
— Это полезно.
— Терпи! — Говорят.
И я сжимаю зубы, чтобы не материться, когда горячие листья касаются моих ног, голой задницы, спины, плеч. Кажется, не выдерживаю и что-то кричу. Кожа горит, от меня идет пар и, едва приподнимаюсь, пот сбегает со лба прямо в глаза. Пытаюсь защищаться, но бесполезно — ветки под дружный смех проходятся и по моей груди.
— Какого…?
Но листья теперь легонько бьют по щекам.
Снова падаю на лавку. Crazy Russians! Терплю. И через несколько секунд понимаю, что мне… вполне хорошо. Тело расслабилось, а душа просит балалайку и плясать до утра под «Калинку», совсем как в наших фильмах про русских. Хотя за все время моего пребывания в России я не видел ни того, ни другого, но это мелочи.
— Этот готов! — Ржет Дима, когда я сажусь и устало вытягиваю ноги. — Эй, не расслабляйся, парень!
И выливает на меня остатки прохладной воды из какой-то посудины.
— За что? — Стону.
Но мне так хорошо, будто меня сварили, остудили и затем подали к столу на огромном блюде.
— Пойдем, похулиганим? — Предлагает он.
— Чего? — Вытираю ладонями пот со лба. — Вы только что избили меня метлами!
— Это называется venik! — Дима выглядывает за дверь и что-то говорит по-русски, затем оборачивается к нам. — Пошли!
— Куда?
— Быстрей!
Они выталкивают меня наружу, я пытаюсь задержаться у двери, чтобы вытереться и надеть трусы, но Никита выпихивает меня в общую комнату, где девчонки хихикают, закрыв лица руками. Что, вообще, происходит? Какого черта? Я судорожно пытаюсь прикрыть хозяйство руками в то время, как голые парни толкают меня к выходу.
— Сейчас будем нырять!
Невольно останавливаюсь:
— Куда?
— В реку!
— Что?!
Но мы уже вываливаемся наружу. Вечерний воздух кажется прохладным и свежим, он обжигает легкие и приятно бодрит. Я словно подхватываю азарт, которым делятся со мной эти чудаки, ступаю по траве сначала осторожно, затем увереннее. В свете луны не боюсь, что буду застигнут врасплох совершенно голым, и медленно иду к реке.
С ума сойти! Не верю, что делаю это…
— Кто последний, тот трусливая американская задница! — Вопит Дима, разбегается и летит к воде.
— Ах, ты сукин сын… — Под веселый смех Никиты и раздающиеся издалека звуки музыки бросаюсь за ним.
Несколько шагов, холодный влажный песок, в который проваливаются пятки, плеск воды, разрывающий тишину, и… я падаю в воду. Горячее тело ныряет в прохладу и проваливается сразу на глубину. Проворно отталкиваюсь ногами и выплываю.
— Вау! Это ни с чем несравнимо. Вот это кайф!