Любовь-победительница
Шрифт:
А на коленях у нее лежала сломанная роза.
Глава 4
– Фенвик, будь добр, принеси другой галстук. Этот, черт возьми, что-то никак не завязывается.
Адам бросил измятую полоску накрахмаленной ткани на туалетный столик, протянул руку, и лакей услужливо подал еще один безупречно накрахмаленный галстук.
– Если позволите, ваша светлость, я с радостью помогу вам.
Фенвик встал перед герцогом и ловко начал завязывать галстук. Это был невысокий, сдержанный мужчина с поредевшими волосами, педантичный и дотошный, как портной
Адам внезапно понял, как мало он знает о личной жизни этого человека, за исключением того, что Фенвик – холостяк.
Неужели вы считаете себя более достойным в глазах Господа, нежели человек, чистящий ваши сапоги, или ваш кучер?
Это замечание преследовало Адама с тех самых пор, как он накануне услышал его из уст Мэри Шеппард. В зеленых глазах пылал огонь праведного гнева. Как она посмела усомниться в его порядочности по отношению к слугам! Его заботит их благополучие, а не особенности характера. И нечего ему размышлять над ее необоснованными обвинениями, особенно сейчас, когда более всего его беспокоит здоровье брата.
Однако он сам очень удивился, спросив вдруг Фенвика:
– Ты ведь работаешь у меня более десяти лет, Фенвик, так?
– Да, ваша светлость. Двенадцать, если быть точным.
– Ты доволен, работая в моем доме?
– Доволен? – Лакей посмотрел на него, но тут же уткнулся взглядом в безупречно завязанный галстук. – Премного доволен.
– Ты ни в чем не нуждаешься?
– Нет, милорд.
– Но ведь есть же у тебя какие-нибудь просьбы, которые я мог бы удовлетворить?
Лакей продолжал стоять, согнувшись в почтительном поклоне.
– Никаких, ваша светлость. Я не желаю ничего большего, кроме службы у вас.
Вот так. Что и требовалось доказать, подумал Адам, когда Фенвик принес синий сюртук с серебряными пуговицами и помог ему надеть его. Он не мог слишком глубоко вторгаться в личные дела Фенвика, потому что это было бы нарушением этикета, существующего в отношениях между хозяином и слугой. Нельзя же, право, болтать со своим слугой, словно это приятель за карточным столом в «Уайтсе». [2] У них нет ничего общего.
2
«Уайтс» – старейший лондонский клуб консерваторов. Основан в 1693 г.
Фенвик, сохраняя на лице почтительное выражение, вдруг сказал:
– Если мне будет позволено, ваша светлость, я хотел бы искренне пожелать скорейшего выздоровления лорду Сирилу.
– Благодарю, Фенвик, чертовски любезно с твоей стороны.
Полночи Адам просидел у постели брата. В свете мерцавшей свечи черты бледного лица Сирила обострились. Не осталось и следа от былого румянца. Сейчас, когда Сирил лежал в постели с закрытыми глазами и белой повязкой на белокурых волосах, он выглядел таким слабым. И таким абсолютно неподвижным.
Резкая боль пронзила сердце Адама. Сирил всегда был веселым, беззаботным, легко очаровывал окружающих. Адам, на восемь лет старше, видел в нем скорее сына, чем брата. Просто поразительно, какими разными они были из-за разницы
Герцог рожден для того, чтобы повелевать. Никогда не забывай, что ты выше других.
Теперь, повзрослев, Адам понял слова отца. Он дорожил привилегий быть хозяином пяти обширных владений и управлял арендаторами и слугами твердой, но справедливой рукой. Ему особенно нравилось фамильное имение в Дербишире, где он жил ребенком. Адам с нетерпением ждал конца лета, когда сможет покинуть город, объезжать верхом владения, следить за сбором урожая и посещать арендаторов.
В последнее время он все чаще думал о том, что именно в Дербишире хочет воспитывать своих сыновей. Но для этого сначала следовало выбрать себе жену. Впрочем, с будущей женой все было ясно – он попросит руки леди Камиллы Крокфорд. Но пока он медлил, ему претила шумиха, поднимаемая вокруг молодоженов. Лучше подождать несколько недель – до конца сезона.
А сейчас еще более мрачная причина останавливала его. Он отдал бы свой герцогский титул, если бы это помогло Сирилу выздороветь. И если бы тем самым он избавил матушку от страданий. В ночь, когда Сирил был ранен, она должна была отправиться в Олмак с Адамом и Софи, но ей стало плохо – сказалось нервное перенапряжение, которое Адам приписывал ее единственной драматичной встрече с любовницей Сирила.
Джозефин Шеппард. Будь проклята ее честолюбивая душа!
Беспокойная ночь отразилась на самочувствии Адама. Голова была тяжелой, в глазах ощущалась резь, мышцы ныли. Он вдруг подумал, хорошо ли спала Мэри Шеппард, или она тоже лежала без сна, волнуясь за сестру, ворочаясь с боку на бок. Господи, какое, должно быть, потрясение она испытала, узнав, что Джозефин исчезла, совершив преступление! Он почти раскаивался в том, что солгал Мэри, сказав, будто верит в невиновность Джозефин. Мэри считает его теперь героем – ведь он обещал найти ее сестру.
А на самом деле он намерен добиться, чтобы Джозефин повесили.
Он не должен испытывать вину за то, что обманывает Мэри. Не стоит идти на поводу у наивной девушки, с которой его связала трагедия. Каждый раз, когда он смотрел на нее, он видел лицо той, что стреляла в его брата.
Адам вышел из герцогских покоев. В этот ранний час в доме было тихо и царил полумрак, его шаги гулко звучали по мраморному полу. Он спустился в столовую, где лакей стал подавать ему завтрак с серебряных блюд, закрытых крышками.
Он сидел за огромным столом и размышлял о подозреваемых, пытаясь вычислить человека, на котором Джозефин остановила свой выбор. Она непременно должна была околдовать его своими прелестями, потому что ни один истинный джентльмен не станет иметь дела с женщиной, стрелявшей в своего любовника, причем любовника знатного происхождения. Может, Джозефин в этот час спит в объятиях нового покровителя? Убежит ли она на континент? Или в Америку? Одна эта мысль вызывала в нем ярость.
Его люди следили за каждым кораблем в доках Лондона, Дувра, Бристоля и других портов. Он поймает ее обязательно. Этой пташке не ускользнуть от гнева Сент-Шелдона.