Любовь под зонтом
Шрифт:
– Да нет, буквально пять–десять минут. Ма попросила дверцу прикрутить на шкафчике, отлетела. А отца просить можно до скончания веков. Проходи. – Дима распахнул дверь из предбанника в просторный квадратный коридор.
– Здравствуйте, – радушно поприветствовала друзей красивая темноволосая, как и Дима, женщина. – Я Карина, а ты, должно быть, та самая Настя.
– Здравствуйте. – Настя кивнула и уставилась на Диму непонимающе: – Та самая?
– Ну, ты ведь одногруппница Димочки, правильно? – женщина улыбнулась, и Настя поняла, в кого
– Да, одногруппница, – в очередной раз кивнула Настя и успокоилась, пожурив себя за излишнюю подозрительность.
Дима в два счёта восстановил целостность шкафа и засобирался домой, да только у мамы были другие планы. Она уже вовсю болтала с Настей, выспрашивая о похождениях любимого и единственного сыночка, а эта коварная предательница радостно делилась информацией, прихлёбывая чай:
– Нет, никого вроде не любит, – доносилось из–за двери, – но вы не переживайте, – голос зазвучал чуть встревоженно, и Дима так и представил огорчённое лицо матери и испуганное Настино, – он ещё молодой, хочет погулять, для мужчины это ведь нормально. Куда торопиться? Да и, может, он ещё просто не встретил ту самую девушку.
Дима остановился за дверью и прислушался. Вот это разговорчики! Мама сетовала, как тяжело быть матерью мальчика и переживать, где он и с кем. А вот была бы постоянная девушка, и ей, мол, было бы куда спокойнее.
Парень даже хмыкнул женскому двуличию. Мама терпеть не могла его девушек и со всеми вела себя с максимальной степенью стервозности. Собственно, во многом благодаря такому её поведению он давным–давно решил ни с кем её не знакомить без особой нужды. Да и, откровенно говоря, пока и не с кем было. Больше нескольких месяцев отношения обычно не длились.
– Что за тайная кооперация за моей спиной? – демонстративно подозрительно оглядывая притихших с его появлением дам, спросил Дима весело.
– Мы немного посплетничали, – мама захлопала ресницами и улыбнулась, не скрывая превосходства. «Судя по всему, узнала что–то интересное», – решил парень.
– Димыч, там пробки дикие. Может, по объездной поедем, там только до Снеговой Пади постоять, – перевела разговор в иное русло Настя и совершенно спокойно посмотрела ему в глаза, будто не она только что без зазрения совести выдала всё, что не надо было, его матери.
Диме так и хотелось сказать: «И тебе не стыдно? А ещё друг называется!», но он ограничился лишь взглядом «я тебе это припомню» и предложил выждать час–другой, а после поехать.
Карина тут же захлопотала, накрывая на стол, и Насте ничего не оставалось, кроме как согласиться. Стоять в пробках – удовольствие сомнительное, да и чреватое конфузом после двух литров чая. Женщина, разливаясь соловьём, накормила–напоила, наговорила комплиментов Насте, привычно пожурила сына за то, что редко приезжает, и отпустила детей, оставшись на кухне.
Настя с интересом разглядывала спальню друга. Ей казалось, что его комната должна
– Майли Сайрус? Серьёзно? – Настя скривилась от отвращения. – Она такая вульгарная, прямо фу! У тебя отвратительный вкус. Я была о тебе лучшего мнения.
Дима не стал оправдываться. Он не фанател по Майли, но ему нравилась её эпатажность – уж всяко прикольнее рафинированных девиц, похожих одна на другую. Да и постер здесь висел не просто так – прикрывал вмятину в стене.
Парень поджал губы и глянул на виновницу его тогдашнего плохого настроения. А ведь всё так хорошо начиналось! Они танцевали, пили шампанское, веселились. А потом приехал тот мерзкий хмырь и увёз её с бала. К себе.
Диме захотелось снова садануть по стене. Воспоминания о той влюблённой Насте, что буквально летала от счастья при виде ничем не примечательного, даже неприятного паренька, до сих пор болью отдавались в груди.
Он сразу заметил перемены в ней. Сразу понял, чем они вызваны. И когда она пришла на пары с потухшим взглядом, несчастная, потерянная, он готов был порвать в клочья того, кто посмел обидеть его девочку.
Хоть у него и не было на то морального права, Дима нашёл этого Евгения, да только поздно – Борис подоспел раньше. Вспоминая распухшее лицо, с заплывшим глазом и сломанной челюстью, парень испытывал почти детскую радость. Справедливость восторжествовала! Там даже добавить было нечего, Боря расстарался. И, как уже потом понял Дима по обрывкам разговора Насти и Маришки, утряс проблемы с полицией.
Евгения он не жалел. Впрочем, Настю тоже. Он бесился, злился, ненавидел, но любил. И радовался, что у неё есть брат, которому не всё равно, как она живёт и чем дышит; который может защитить. Или отомстить.
В тот же день он увёз её в тайгу – праздновать Новый год. И держал в объятиях всю ночь, заботливо и невинно, не позволяя себе даже привычных, не совсем невинных шуточек, не то что прикосновений. Ведь ей снова надо научиться доверять. Не мужчинам вообще, а только ему.
– Ты какой–то грустный. Давай, может, в шахматы сыграем? Только в быстрые, не до утра же тут сидеть. Или они у тебя для антуража, чтобы производить впечатление на девчонок? – хмыкнула Настя.
«Без малейшего намёка на ревность, – грустно констатировал про себя Дима. – Чёртова френдзона!»
– Ну, я немного играю, но так, для удовольствия, и в последнее время редко, – принизил свои заслуги КМС по шахматам. – А ты хорошо играешь?
– Да, – самодовольно заявила Настя, плюхнулась на кровать и уселась, сложив ноги по–турецки.
– На что будем играть? – Дима старательно давил мурлыкающие нотки, которые грозились прорваться насильно – так он был доволен, предвкушая игру.