Любовь преград не знает
Шрифт:
– Я узнал, что половина населения земли считает, что мы, шотландцы, дикари.
– Ну уж тебя-то, конечно, дикарем не считали, – сказала Ровена. – Вся твоя семья умеет читать и писать.
– А у тебя было время для этого? – спросил он, вспомнив, как теплыми летними вечерами он учил ее читать.
– У меня остались те две книжки, что ты дал мне, – улыбнулась Ровена. – Правда, они немного истрепались.
– Я постараюсь достать тебе новые. – Он вспомнил огромную библиотеку в Киндуине. Вот бы ей поехать туда! – Мое ничтожное образование ужаснуло французов,
– Представляю, как это остудило твое самомнение, – поддела его Ровена.
– Да, но их было много, а я – один. Со всеми не передерешься, – усмехнулся Лайон. – Однако мне надо было многому научиться, и первый урок, который я усвоил, – это добиваться всего, не поднимая меча и не повышая голоса.
– Как ты смог это сделать?
– Я просто стал делать все лучше всех.
Да, силы воли и ума ему не занимать, думала она, глядя на него. Его жизнестойкость с самого начала привлекла ее.
– О чем ты думаешь? – тихо спросил он.
– Ты одновременно и другой и прежний.
– Наверное, ты права. – Он вздохнул и положил свою теплую руку на ее холодную ладошку. – Ты спросила, стоило ли мне уезжать во Францию и Италию. И да и нет. Я уехал избалованным, эгоистичным мальчишкой, а вернулся мужчиной, который, как я надеюсь, сможет управлять кланом. Но я потерял самое ценное – тебя.
– Нет. – Она отдернула свою руку и отвернулась, но Лайон не дал ей уйти. Он прижал ее спиной к своей груди и обхватил руками.
– Я не сдаюсь без боя. И к тому же, любимая, видит Бог, как я хочу тебя. И ты тоже хочешь меня. Только ты слишком упряма, чтобы в этом признаться.
– Это не упрямство. Я изменилась. Я больше не хочу тебя!
– Ничего не изменилось. Я до сих пор знаю, что тебе доставляет удовольствие. Ты только позволь мне…
– Перестань, – еле слышно произнесла она. – Пожалуйста.
– Как хочешь. – Он повернул ее к себе лицом. – Но прежде, чем мы вернемся обратно, я расскажу, почему уехал, не известив тебя.
– Это не имеет значения, – отмахнулась она.
– Для меня имеет. Это дело чести, так как я не хочу, чтобы ты считала меня бессердечным.
– Я поняла, что отец перенес день твоего отъезда, а у тебя не было времени сообщить об этом мне.
– Мой отъезд зависел не от воли отца, а от кинжала бандита.
– Что?
– На меня напали, когда я шел на свидание с тобой, а потом бросили умирать в лесу.
На лице Ровены ужас и страх сменились недоверием.
– Когда я прискакала в Киндуин, никто ничего не сказал мне про нападение.
– Ты была в Киндуине? Когда?
– На следующий день. Я забеспокоилась из-за того, что ты не пришел. Но мне сказали, что ты уже отплыл во Францию.
– Я никуда не отплыл, так как был серьезно ранен.
– Почему тогда охранники солгали мне?
– Потому что отец боялся нового покушения на мою жизнь. Мне не сказали, что ты приезжала, да я ничего и не понял бы – у меня началась горячка и я лежал без сознания больше недели. Когда же я пришел в себя,
Ровену охватила дрожь.
– Жизнь так жестока, – пробормотала она.
– Да. Но она дала нам вторую возможность.
Лайон смотрел на нее совсем как Пэдди, когда чего-нибудь очень хочет. Слова застряли у нее в горле. Их сын. Сын Лайона. Но второй возможности не будет. Она не может позволить Лайону Сатерленду вернуться в ее жизнь, увидеть ее сына и, возможно, догадаться о правде.
– Я не могу, – прошептала она.
Лайон под улыбкой скрыл свое разочарование. Существует какая-то причина, по которой она отказывает ему. И он ее узнает.
– Пойдем внутрь, – спокойно сказал он. – Ты дрожишь от холода.
Ровена удивилась тому, что он решил не вытягивать из нее объяснений.
– Да, стало холодно.
Он взял ее за руку и вывел на лестницу. На площадке у третьего этажа Ровена вдруг схватила его за плечо.
– Мне послышались шаги внизу, – прошептала она.
Лайон прищурился, вглядываясь в темноту. Факел, ярко горевший, когда они поднимались наверх, теперь погас. Вход на третий этаж проходил через арку, за которой располагались складские помещения. Далее следовал зал и большая комната, где спали служанки. Лайон никого не увидел, но услышал слабый шорох, как будто чья-то нога поскользнулась на каменном полу.
Их кто-то поджидал.
– Сними туфли и отдай их мне, – прошептал он Ровене.
Ровена сделала, как он велел. Лайон тоже разулся, на цыпочках спустился к арке и поставил свои башмаки на ступеньку.
– Ох, Ровена, твои поцелуи разогревают мне кровь, – хриплым шепотом произнес он. – Пойдем скорее, мне не терпится насытиться твоей сладостью.
Он вытащил нож и спихнул башмаки вниз по лестнице, и они покатились, подскакивая на ступеньках.
– Это они. Пойдем, – раздался грубый голос. Из-под арки вынырнули две фигуры – в их поднятых руках блеснул металл.
Лайон велел Ровене оставаться на месте, а сам стремглав кинулся вперед. Мужчины были в темных туниках и без пледов, но с капюшонами на головах.
– Где они, черт возьми? – проворчал один и нагнулся, вглядываясь в повороты лестницы.
– Здесь. – Лайон ударил кулаками в спину второго, и тот вместе с первым полетел вниз.
В пролете лестницы раздались крики, затем послышался звук упавших тел и торопливые прихрамывающие шаги, сопровождающиеся проклятьями и стонами.
– Лайон? – тихо позвала Ровена и бросилась к нему. В руке у нее блестел кинжал.
– Я здесь.
– Я подумала, что нужна моя помощь. Лайон, почему ты никого не позвал, а сам стал их преследовать?
Он рассмеялся.
– Да они успели бы перерезать нам горло еще до появления помощи.
Она прижалась к его груди.
– Конечно. Я и не подумала. Я так испугалась.
– Все хорошо. – Он погладил ее по спине. – Пойдем подберем туфли.
– А если нас поджидают внизу?
– Сомневаюсь. Они, скорее всего, прикладывают примочки к синякам и шишкам.
– Ты их узнал?