Любовь преходящая. Любовь абсолютная
Шрифт:
Скорее астролог: эта звезда загорается по причинеего будущего.
Это человек вроде Бога.
По этой или же по другой причине, поскольку таково его настоящее имя, оно начертано на двери:
ЭММАНЮЭЛЬ БОГ.
Бог несколько ослеплен светилом своим.
В Морском Музее [114] Лувра можно закрыться в одном из залов с крутящимся фонарем от обезглавленного маяка.
Жирная огненная муха или светоноска с настойчивой регулярностью бьется о вашу прозрачную роговицу.
114
Богатейшее собрание моделей кораблей и портовых сооружений А.-Л. Дюамеля дю Монсо, переданное в дар Людовику XV, было размещено в 1752 на 2-м этаже Лувра, с 1789 г. перемещено в хранилище, а с 1801 пополнило «морскую
Вы мигаете в ответ на мигание огромного ока.
К счастью, оно слишком прерывисто для глаза гипнотизера и слишком ярко для зеркала-приманки.
Бог несколько ослеплен светилом своим; ему бы хотелось поспать.
И он гасит пару сигнальных огней, отраженных в море его очей.
Так дракон прячет свой карбункул, единственный глаз и сокровище змея-циклопа, дабы припасть к источнику.
Эмманюэль Бог пользуется сном, древней Летой [115] , как временной вечностью.
115
Лета ( греч. , — «забвение») — в древнегреческой мифологии источник и одна из рек в подземном царстве Аида, река Забвения. Первоначально упоминалась равнина Леты. По прибытии в подземное царство умершие пили из этой реки и теряли память.
Вечности не хватает пространственности, чтобы в тюрьме уложиться, пусть даже и звездно расколотой.
Вот почему на заре просят ее подождать во дворе.
К ней пристань, подобная укреплениям в устье реки, тянется острыми волнорезами, от опор ее мостов выступающими, навстречу городу.
Орфей [116] восстает с мехового ковра, город мурлычет под лампой, светило, сотворенное Богом земным под сводом, тянется, — полуостров земли в верхних водах, как улиточный глаз, — к небосводчатым звездам.
116
Орфей ( греч. ) — в древнегреческой мифологии певец и музыкант, сын фракийского речного бога Эагра и музы Каллиопы (по другим версиям Полигимнии, либо Клио, либо Мениппы). От Аполлона получил в дар золотую лиру, с помощью которой приручал диких животных, передвигал деревья и скалы. Участвовал в походе аргонавтов за золотым руном и пел команду гребцам. Поклонялся Солнцу-Аполлону, восходя на Пангейскую гору к восходу. По одной из версий был убит за то, что стал свидетелем мистерий Диониса, после чего превратился в созвездие Коленопреклоненного.
Звезды действующие к торжествующим, голова, как светильников глаз, умоляет освободить ее от пуповинной шеи.
Как знать, может быть, кометы, за собой оставляющие брызги-следы разрыва, ничто иное, как сыпь высвобождения ламп?
По мнению многих, кометы бесхвостые — ангелы.
Эмманюэль Бог ожидает звездного часа, когда и его голова отлетит.
…Однако, если он не убивал или если никто так и не понял, что он убивал, нет у него другой тюрьмы кроме его черепной коробки, и он — всего-навсего человек, что грезит, сидя под лампой.
II
Странствующий Христос
— Каковы ваши средства к существованию?
— У меня нет сбережений с детства, ни кола, ни двора, ни шиша, а в кошельке у меня три гроша: вот и все мои средства.
Один шаг внутрь улитки.
То Волхвы ли бредут на свет звезды, надиром которой был хлев, иль Аладдин, нагруженный сокровищами из подземелий сада, идет снимать с плеч дивную Голову?
Нет, это не проводник последней зари.
Он один.
И он — не аббат Фариа [118] , что пробивал крепостные стены.
Ни единой морщинки на глади стены.
Есть лишь он, заключенный навечно, чьи слова ответствуют на допросах.
Он один заметит, что остановлен лишь потому, что он в пути.
Агасфер [119] .
Эмманюэль
На самом деле — монолог, ибо персонаж легендарный способен отвечать лишь легендой своей иль молчанием и первую приберегает для судей.
118
Аббат Фариа, наст. имя Хосе Кустодио де Фариа (Jos'e Cust^odio de Faria, 1756–1819), португальский монах, прототип знаменитого персонажа в романе А. Дюма «Граф Монте-Кристо». За участие в заговоре отбывал заключение в португальской тюрьме (1787). Во Франции руководил одним из революционных батальонов. За участие в заговоре отбывал заключение во французской тюрьме (одиночная камера Замка д’Иф, 1797). Изучал магнетизм и гипноз, ставил эксперименты, опубликовал 1-й том работы «О причинах ясного сна» (1819).
119
Агасфер ( лат. Ahasv'erus) — Вечный жид — одно из наиболее распространенных имен легендарного персонажа в христианских преданиях и европейских сказаниях нового времени, см. лат. « judeus immortalis» — «бессмертный еврей», итал. « l’ebreo errante», фр. « le juif errant», англ. « the wandering jew» — «странствующий жид», нем. « der ewige Jude», чешек, и польск. «wieczny Zyd» — «вечный жид». В протестантских переводах Библии принята орфография Агасфер (Ahasv'erus), более точно воспроизводящая имя Ахашвейрош (Артаксеркс), в католических — Ассуерус (Assuerus).
Вот, что на исповеди, обращаясь к Молчанию, Эмманюэль изрекает:
— Я — Бог, и на Кресте я не умираю.
Я — немощен к смерти и недостоин мирры.
Сумрачный Бог, к замене приговоренный на время, на тайный срок, от детства до тридцати трех лет.
О сроке том ничего не известно, быть может, лишь потому, что ДРУГОЙ не пожелал — иль не смог — жить в это время.
Наверное, он воплотился, как призрак крадет скороспелое тело: лишь два пространственных контура, два временных предела, достаточно плотны для чувств.
Он не прожил со всей полнотой до тридцати в ту эпоху, зато его современники годы свои отжили, но вне временных катаклизмов.
Марии Матери Божьей на двадцать лет меньше у подножия Креста, чем Марии Матери Человечьего Сына, приспевшего к предсказанной дате.
Это дева придумала для него cripagne [120] .
Я — Бог; и у меня не было детства.
Новый Адам, взрослым рожденный, я явился на свет двенадцати лет, и изничтожусь — так, чтобы не умеретьв тридцать — завтра! и каждое утро являет миллионы подобных мне преходящих богов, как тысячи алтарей, мириады месс и миллиарды просфор освященных.
120
фр. cripagne— досл. «Христова набедренная повязка».
Я не вселяюсь — как не вселяются и они — окончательно в чьи-то тела и души. Мы исчезаем, вознесенные или подавленные, из этой юдоли, населяемой эпизодически. Есть некая вероятность того, что исчезание наше чаще всего совпадает с причастием тех, кто нас приютил, возобновив Страсть Христову.
Итак, мы, похоже, чаще всего населяем людей, заброшенных в смертном грехе, дабы в них пребывать долгосрочно, — а, может, хоть это менее вероятно, — верующих и воцерковленных: пребывание наше было бы слишком кратким для периода с двенадцати до тридцати. Но относительны годы, и живем мы во времени сжатомбезмерно, и достаточно нам мгновения, дабы прожить в них всю нашу жизнь. Вне всякого — или почти — сомнения, а для меня и с уверенностью вожделенной, хоть и пугающей, мы населяем преступников закоренелыхи СМЕРТНИКОВ, чтобы исчезнуть в момент их причастия непреложного за решеткой.
Мы толкаем их сами на преступление, дабы исполнить свой долг, сводящийся лишь к тому, чтобы потребности угодить и кичливость выказать тем, что не евнухи мы, отнюдь.
Слабоумный ребенок или бессмертная душа почившего в бозе — что может считаться более славным потомством?
При ином состоянии общества и законах иных мы могли бы…
В данном же случае мы совершенно не можем предвидеть средства свои к существованию, имея в виду завершение существования, цель осуществления, а конечной цельюСына всегда была Страсть.