Любовь преходящая. Любовь абсолютная
Шрифт:
Кость, вне сомнения, Господина Ракира, обглоданная волками, предплюсна хрустящая в древесине звенящей миниатюрного гроба.
— Ля [185] , — говорит камертон.
Нож Госпожи Венель дрожит.
Миндалины.
А вообще-то, он любит миндаль?
— Она любит меня?
— Они только что занимались любовью на кухне… Я — то, что вам угодно.
Обретенная мирра пахнет гарью.
Темно-красный рубин — геральдический змей — растаял на раковине.
185
La— нота «ля», но еще и определенный артикль ж.р. — см. глава VII « Эта» …
Кухарка Мелюзина — полна
Блистательной мощью ножа, наскоро, он разделил ежа аж до сердца, где миндальный источник — чистосердечные сливки.
Мелюзина, сирена с хвостом змеиным, с крыльями жаворонка, как ребенок, что слушает сказки, засыпает под резкие звуки вещи блестящей дрожащей.
XIV
Любовная западня
— Баю-бай, дитя, слушай сказки.
Разве не красавица твоя Шехерезада?
— Я слушаю.
Красота.
Сестра моя, если вы не спите…
— Тебе хорошо?
— Мне хорошо.
Она замерла у стены, склонившись под углом в сорок пять градусов, каталептически.
— Пятое путешествие Синдбада-морехода.
Слушай внимательно и ни о чем не думай.
Жозеба здесь нет.
Жозеб путешествует.
Жозеб — Синдбад.
— Синдбад. Да.
— А ты — Морской Старик [186] .
Твое тело юно, как и мое, но сама ты очень стара.
186
Из цикла сказок «Тысяча и одна ночь» Жарри заимствует трех персонажей: саму сказительницу Шехерезаду, Синдбада-морехода и таинственного Морского Старика. Синдбад нес его на своих плечах, а тот пытался его задушить, сдавливая ногами. Жарри накладывает на этот эпизод христианский образ Святого Кристофа, переносящего Ребенка-Христа через реку.
Я старше тебя всего лишь на семьсот четырнадцать тысяч лет.
Ты высматриваешь путников одиноких на берегу реки.
— Я вижу Синдбада.
Синдбад придет этим вечером.
— Ты понял еще до того, как я изрек свою волю.
Ты знаками просишь его перенести тебя на другой берег реки, чтобы набрать там фруктов.
— О, персики златотелые и виноградные кисти — словно хвост сахарного павлина!
У меня аж слюнки текут.
Позвольте мне вытереть рот.
— Не спеши.
Можно в любое время на фрукты смотреть.
Ты прекрасно знаешь, сколько времени в твоей голове; ты, как и я, также стара, как Хронос [187] .
В одиннадцать вечера тебе уже полагается спать, если ты хочешь дождаться Синдбада.
Ты сожмешь ногами шею его, а кожа твоя (мы не должны забывать, что ты ведь — Морской Старик!) подобна коровьей шкуре.
Покрепче сдави его шею ногами, когда он пойдет через реку.
Когда Кристоф переносил меня на другой берег вброд — я действительно нес на себе целый мир и поплыть бы не смог, будучи слишком тяжелым, — то опирался на высокое дерево.
187
Хронос ( др. греч. , от — время) — в древнегреческой мифологии и теокосмогонии божество, персонифицирующее время. Согласно орфической традиции породил Эфир, Хаос и Эреб. По Ферекиду Сирскому, Хронос — одно из трех первоначал, создал из своего семени огонь, воздух и воду. Часто представлялся в виде треглавой змеи (человеческой, львиной и бычьей) со своей женой Ананке (Богиня необходимости и Неизбежности) вокруг мира-яйца. Считается, что они увлекают мир в вечный круговорот. Позднее, по созвучию имен, Хронос отождествлялся с Кроносом ( др.-греч. ), младшим сыном Урана (неба) и Геи (земли), который оскопил своего отца серпом из «седого железа». В результате ассоциации и слияния Кроноса с Хроносом уже римский бог Сатурн стал полноправным богом времени и, позаимствовав от своего греческого прототипа серп, безвозвратно отсекал им прошлое. В этом контексте Кронос мыслится как бог судьбы, потому наследник его Сатурн прерывает серпом также и человеческие жизни. В Средние века серп трансформируется в косу и вручается костлявой аллегории Смерти.
Но Кристоф был гигантом, юным крепким гигантом, а Синдбад — старым сплетником седобородым.
Покрепче ногами сдави шею Синдбада, когда он войдет в поток.
Осторожно!
Синдбад прошел через воды реки, но он весь в вине, раздавил виноград в калебасе, розовый сладкий нектар с его седой бороды, что щекотчет…
(Уже не щекочет, перестань же смеяться!)
…запятнал тебя от пояса до колен.
— Мне страшно!
У
Держите меня, я сейчас упаду!
— Сейчас пьяный Синдбад с плеч своих тебя снимет, борец не лежит уже на обеих лопатках, и ловкий индикоплевст [188] захочет камнем разбить, как краба, главу Старика Морского!
— Мне страшно!
Мне больно!
— Да будут тиски твоих ног смертельным жгутом [189] для сонной артерии льстеца бородатого.
Воробьев же ты видел в ловушке.
Так склонится Синдбад.
— Господин, да будет воля твоя.
188
Козьма Индикоплевст (Косма Индикоплов, от. греч. — досл. «Козьма плававший в Индию») — византийский купец, побывавший в Индии, Эфиопии, Иране, Аравии, и закончивший свои дни монахом на Синае, автор популярного на христианском Востоке космографического трактата «Христианская топография» (между 535 и 547 гг.), отвергающую систему Птолемея и отрицающую шарообразность Земли. В «Христианской топографии» структура Земли изображена в виде плоского прямоугольника, в середине которого находится земная твердь, омываемая океаном. Солнце вечером скрывается за конусообразной горой на севере, ночью двигается к востоку, чтобы утром взойти вновь. Вверху над небесной твердью в форме двойной арки расположен Рай, где берут начало все крупнейшие реки. Мир по форме напоминает ларец или сундук.
189
Жгут, используемый при гарроте — казни через удушение.
Жозеб и Вария — в постели.
Заря поднимается в светлой склянке (самый бледный свет — в пустом хрустале), нотариус — длинная борода в «мехах похмелья» — от конторы идет, ковыляя, к более темной склянке, своей жене.
Он некрасив на вид, но Вария не видит его.
Она заснула по указанию стенных часов.
Жозеб верит, будто ее глаза сомкнулись, судорожно, от его поцелуев.
Что, кажется, подтверждают и контрактура конечностей, что обнимают шею его, стискивая неумолимо.
Старый Синдбад качается: больше похожий на висельника, чем на пьяницу.
Каталептический жгут (нам известны аномалии в развитии Гребешковой мышцы и трех приводящих мышц в женских ляжках, а также мы знаем, что женщины от мужчин отличны кроме тогоеще и поясничной мышцей, которая есть лишь у одного из восемнадцати самцов) более неминуемый и роковой, чем его железная парадигма.
Но в повешении — Омоложение старика.
Единым усилием трицепсов маленький человечек отбрасывает свой недоуздок из плоти с костями, а затем — обвивает руками покорную талию, и дыханием из ноздрей, поскольку прижаты уста к устам, — ее будит.
Даже Медея [190] была бы рада, если б таких результатов добилась в омоложении дальнего родича.
И так, через неприкрытую дверь, Эмманюэль Бог взирал — под луной, улетевшей, чтоб диском осесть на потолке, из стеклянного сарбакана [191] лампы — на свое творение предусмотренное.
Адам, прикрытый «мехами похмелья» — маской блевотины — да, Адам XX века — прилепить к его телу ту половину, что отъял Другой Бог…
190
Медея ( греч. — «храбрость») — в древнегреческой мифологии колхидская царевна, волшебница и возлюбленная Ясона. Возможно, Жарри отсылает читателя к плаванию аргонавтов: когда корабль достиг Иолка, ради трона которого Ясон добывал золотое руно, там все еще правил его дядя Пелий. Он отказался уступить племяннику власть. Тогда Медея решила пойти на обман: волшебница сказала дочерям Пелия, что они могут превратить старика в молодого человека, если разрежут его и бросят в кипящий котел (и продемонстрировала это на ягненке). Царевны поверили ей, убили своего отца и разрезали его на части, но затем Медея отказалась воскрешать Пелия.
Согласно другим версиям, Медея готовила омолаживающее зелье для Эсона (Овидий. Метаморфозы VII 171–291), вернула молодость кормилицам Дионисия, а также самому Ясону (Гигин. Мифы 182, из Эсхила; Ликофрон. Александра 1315; схолии к Еврипиду).
191
Сарбакан ( фр. sarbacane, исп., от араб. сабатана) — стрелометательная трубка, духовое ружье.