Любовь проходит?

Как там говорится? Жена всегда узнаёт последней?

Так вот Катя не из таких жён.

Все годы брака за мужем не шпионила и подвоха не ждала, но она не какая-то там невнимательная клуша, зацикленная только на себя эгоистка или простушка в розовых очках, не замечающая того, что творится у неё под носом.

Когда что-то начало витать в воздухе, Катя принялась искать причины беспокойства, не в прямом смысле рыская по свету в исследовательской экспедиции, а мысленно проводя анализ.

На

Она думала об этом, разглядывая людей на остановке и пассажиров автобуса.

Думала, считая минуты, когда можно будет идти на обед.

Иногда она думала об этом, принимая душ или готовя ужин.

Иногда окуналась в мысли об этом, когда закрывала глаза, готовясь засыпать.

Но чаще всего она об этом думала, когда муж должен был вот-вот вернуться домой, почему-то делая акцент, что если он вдруг задержится, то это будет знаком, что беспокойство небеспочвенно. Он не задерживался, но беспокойство не уходило.

И никогда она об этом не думала, когда общалась с ребёнком.

Тут не надо быть Шерлоком Холмсом в юбке, чтобы проследить связь.

Вот вы же подметили детали?

И Катя подметила, что больше всего она ощущает беспокойство, когда её мысли касаются мужа. Не тогда, когда она выполняет должностные обязанности в банке, в котором служит уже двенадцать лет. Не тогда, когда общается с родными и друзьями, мерит давление и делает покупки. А тогда, когда вспоминает о муже. Мысли о нём создают ощущение надвигающейся тучи, которая испортит погожий денёк. Или даже не тучи, а шторма, града и грома одновременно.

Значит, причина в Косте.

Причина, незаметная глазу и не выбивающаяся из привычной картины мира, но заставляющая тревожиться.

На следующий день после того, как пришла к этому однозначному выводу, Катя бросила пробный камешек, спросив, как у него дела.

Вопрос самый простой и распространённый, но спустя годы в браке они перестали его использовать, предпочитая более конкретные формулировки. А часто и вопросы не требовались, супруги без них делились друг с другом интересными событиями и мыслями.

На простой вопрос, был получен простой ответ, что у мужа всё нормально. И ничего подозрительного в этом не было, поведение его не изменилось, а ситуация не прояснилась.

Надо бить более точечно, поняла она.

Выждав два дня, Екатерина сделала новую попытку, зайдя со стороны здоровья.

Они стояли в лифте, поднимаясь на свой этаж, так что вопрос не отвлёк Костю от чего-то важного, чтобы он мог отмахнуться, занятый другим, а не дать правдивый и полный ответ.

— Ты себя хорошо чувствуешь?

— Да. А что, плохо выгляжу?

— Как всегда неотразим, — ответила она, не заметив у него симптомов болезни или хотя бы ярко выраженной усталости. — У твоей мамы же диабет? Надо бы тебе сахар проверить.

— Ты забыла? Мы в прошлом году проверялись.

— В позапрошлом, а у тебя может иметься генетическая расположенность.

— Я здоров, свеж и светел.

— Что-то знакомое.

— Слова из песни.

Ещё

— В офисе никаких брожений? — спросила за ужином.

— Некогда, все работают.

— И у тебя всё стабильно?

— Да, — уверенно ответил Костя, кивнув. — У вас изменения намечаются? Или опять кто-то воду мутит? — припомнил он события двухгодичной давности, когда Катя боялась попасть под сокращение, а по итогу получила большую премию.

— Нет, всё спокойно.

Хотя…

А вдруг её беспокойство вызвано работой?

А реагирует оно на мужа, потому что жаловаться на некомпетентность сотрудников и завышенные требования начальства Катя могла только ему. У неё были приятельницы из коллектива, и с бывшей коллегой она дружит, но с определённого момента женщина вынесла для себя, что если не хочет попасть в некрасивую ситуацию и не планирует менять место работы, нужно следить за словами. Мелкие беззлобные сплетни за обедом — допустимы, а вот осуждение порядков, критика и стоны, как она устала, и как всё надоело, нужно держать при себе и раскрывать рот только наедине с мужем, который если и не поймёт, то всегда выслушает, пожалеет и дальше никуда это не вынесет.

Следующие дни Екатерина прислушивалась и принюхивалась, отслеживая остановку, но всё было ровно. Не тишь да гладь, чтобы заподозрить, что это затишье перед бурей, а обычная рабочая слегка нервная атмосфера, держащая народ в тонусе. Ни одного признака, что тревожность связана с работой.

Прошла неделя, следовательно, Катя месяц провела в предчувствии чего-то малоприятного, что так и не постучало в дверь.

То, что беды не случилось, все живы, не было никаких непредвиденных расходов, урезания премий, плохих новостей, жалоб на самочувствие и подозрительных задержек мужа с работы, это хорошо. Но то, что беспокойство в принципе появилось и не растворилось, плохо.

— Не хочешь чем-нибудь новеньким заняться? — спросила Катя.

— Хочешь что-то попробовать? Надо двери закрыть, — сказал Костя.

Ну да, предлагать такое, лёжа в супружеской постели, не лучшая идея, если не имеешь в виду секс. В такой обстановке на ум приходит только одно.

— Я не про это, а про жизнь. Может, хобби найдём или кухню новую изучим? Если тебе чего-то хочется, то скажи. Я открыта для предложений.

— Только не начинай снова всё на пару готовить! — испугался он. — Если мне придётся каждый день покупать по две шаурмы и быстро их есть перед тем, как домой зайти, у меня язва появится.

Опять нытьё. Будто Кате в радость было отказаться от жареного и тушёного! Да она столько сил потратила на то, чтобы отыскать съедобные рецепты для пароварки, которые не будут похожи на что-то безвкусное или того хуже уже раз съеденное и частично переваренное. И ведь знает же, что всё делалось из-за диеты сына. Сам ему пообещал, что все вместе откажемся от вредного, а до сих пор вспоминает и жалуется. А ведь всего пару часов назад ел рагу со свининой вприкуску с белым хлебом, а сейчас шаурмой пугает.