Любовь с препятствиями

Томас Рейчел

Казим так хорошо сопротивлялся ее магии, что к тому времени, как они остались наедине, он снова стал принцем пустыни, который держит все под контролем и берет только то, что ему нужно. Только когда Эмбер потеряла свою чистоту, швырнула себя ему, выставила напоказ свое тело, он понял, что не сможет жить во лжи, и что слухи о том, как она вела себя, учась в частной школе, правдивы.

А что, если он похож на отца? Ярость угрожала вырваться наружу, как пойманное в клетку дикое животное, и он почувствовал тревогу. Невеста возбудила в нем страсть своим танцем, и это смешивалось с яростью от ее обмана.

Брак

был ошибкой – той, о которой его отец наверняка знал и все же заставил Казима совершить ее, проверяя его преданность семье и стране. Но Казим не хотел нести ответственность за сломленный дух, не хотел повторить то, свидетелем чего стал в детстве. В отчаянной попытке заставить Эмбер увидеть истинную причину, он произнес более суровые слова, чем собирался, использовал, как повод, ее вызывающий танец и попытки соблазнить его. Девушка должна была поверить, что он отправляет ее к семье, потому что она оказалась не такой кроткой и послушной невестой, какую он ждал.

Эмбер не была шокирована, когда он сказал ей, что ее обязанности на этом заканчиваются и она возвращается домой. Она вообще не выказала никаких эмоций, просто отгородилась от него, словно чувствовала облегчение оттого, что ей не нужно оставаться в Баразбине.

Если он надолго закрывал глаза, снова видел Эмбер и ее соблазнительный танец, Казим помнил, как чарующе выглядело ее тело в шелках и без них…

В ту ночь он лишился возможности двигаться, был не в силах остановить ее – просто мысленно повторял, что поведение Эмбер поможет ему убедить себя, что им нужен только брак, а не любовная связь. Казим не смел дотронуться до нее, сделать ее своей. Он был сыном жестокого, коварного шейха и не хотел варварски сокрушить ее дух, как это произошло с его матерью. Вот почему он никогда не позволял себе любить или быть любимым.

– Ты танцевала. – Голос Казима был глухим и хриплым. Но воспоминания о той ночи не полностью поглотили его. – Ты медленно освобождалась от шелков, которые покрывали твое тело.

– Это был не танец. Я пыталась быть той, кем на самом деле не являюсь. – Миндалевидные глаза Эмбер смотрели на Казима, пытаясь проникнуть в его душу. Ему безумно хотелось дотронуться до ее лица, ощутить гладкость ее кожи кончиками пальцев. – Но ты четко дал понять, что отвергаешь саму идею близости между нами.

– Отвергаю? – Он опустил руку, не позволяя соблазну взять над ним верх. Как это могло прийти ей в голову? Контроль над собой в ту ночь был самым сложным в его жизни, однако необходимым. Он жаждал Эмбер, но его оглушило понимание того, что дворцовые сплетни оказались правдивыми. Девственная невеста никогда не повела бы себя столь вызывающе. – Я не ожидал увидеть такое шоу, такое… умение.

– Я допустила ошибку, Казим, и поэтому ты не захотел меня. Ты женился на мне из-за преимуществ, которые приносил брак твоему королевству. – Ее глаза засверкали. – Втайне ты радовался, что имеешь право выгнать меня, да?

Если бы только она знала… Казима охватило плотское желание, оно билось внутри его, требуя удовлетворения, но он обуздывал себя ради Эмбер. Он не забыл ее стройное тело, почти обнаженное, не забыл, как она роняла шелка свадебного одеяния на пол. Не в силах пошевелиться, он смотрел на нее. Наконец она потянула слишком сильно, и шелк порвался.

Эмбер отбросила последний покров и с вызовом взглянула на него. Их глаза встретились. Он приказал ей прекратить – с непривычной даже для себя самого резкостью, и, судя по выражению боли на ее лице, Эмбер это ранило. Он был таким же жестоким и суровым, как его отец.

Невеста исчезла в ванной. Когда она вышла, ее великолепное тело было закутано в халат. Дальнейших приглашений не требовалось, но он продолжал сопротивляться, на сей раз используя ярость…

Какой бы ни была причина поведения Эмбер, это, в сущности, не важно. Если они все-таки станут мужем и женой, то только потому, что оба захотят подарить Баразбину наследников. Страсти и желанию не место в этом браке…

Закат угасал, и Казим отказался от идеи спать в кресле. Вместо этого он стоял у кровати и смотрел на женщину, на которой женился, на ту, которую хотел, но не мог иметь. Он впитывал мягкие вздохи, которые она издавала во сне, сладость ее лица, потому что это никогда не будет принадлежать ему. Он выполнил свой долг и женился на Эмбер, но не мог оставаться с женщиной, которая обманывала его, скрывая свое прошлое. Она так легко могла его спровоцировать. Ради нее же самой она должна была уехать…

– В реальности нашего брака никто не сомневался, даже когда ты уехала. – Казим отступил от Эмбер, боясь поддаться соблазну и поцеловать ее. Он никогда не касался ее губ, не чувствовал, как они пылают от страсти под его губами, но сейчас не мог думать ни о чем другом. – Благодаря разбросанной тобой одежде и смятой постели ни у кого не возникло подозрений.

– Честно говоря, мне хотелось бы, чтобы это не сработало, – бросила Эмбер, выходя из комнаты, и случайно задела его рукой. В тускло освещенном коридоре она сняла пальто и повесила его на вешалку. Внимание Казима привлекли ее длинные ноги, обтянутые джинсами. – Я объяснила бы, что произошло, и ты смог бы аннулировать брак.

Он покачал головой и последовал за ней в коридор.

– Слишком поздно, Эмбер.

Она повернулась к нему, выражение ее лица было не разглядеть, но слова прозвучали отчетливо:

– Я не хочу возвращаться в Баразбин. Не могу. Я нужна здесь.

Все изменилось, и это его вина. Он – единственный наследник престола, а его отец болен. У него нет времени расторгнуть один брак и заключить другой, когда на кону судьба Баразбина. Ему нужно, чтобы его видели с женой, с женщиной, на которой он женился при свидетелях, которую тепло приветствовал его народ. Расторгнуть брак – значит заставить подданных сомневаться в нем. Если он не способен удержать жену, как он сможет управлять страной?

– Люди могут не поверить тебе, если станет известно, чем ты здесь занимаешься. Неужели тебе нужен скандал? Подданные твоего отца, как и моего, отвернутся от тебя, – заявил Казим. Ее прекрасные глаза распахнулись от ужаса. – Спасти свою репутацию можешь только ты сама.

– Ты жалок! – В каждом слоге слышалось презрение. С едва сдерживаемой яростью Эмбер дошла до другой двери, открыла ее и исчезла в полутемной комнате.

Казим вспомнил о ребенке. Раздражение и ярость стали еще сильнее. Почему Эмбер живет здесь, разделяя тесную квартирку с матерью-одиночкой, которая работает стриптизершей?