Любовь сама выбирает
Шрифт:
– Он всегда надеялся, что вы с Габриелем помиритесь. Он очень винил себя за ваш разрыв. Лайонел чувствовал, что подтолкнул вас обоих к браку, прежде чем вы были готовы к нему.
Джоанна выпрямилась и решительно сказала:
– Даже если бы мы с Габриелем были помолвлены десять лет и у нас было бы время подумать, это все равно закончилось бы катастрофой. Мы абсолютно не подходим друг другу.
Она поднялась и, подойдя к столу, взяла запечатанный конверт.
– Я предлагаю ему быстрый развод без взаимных
Генри с нажимом сказал:
– А я, как адвокат, считаю его безрассудным.
– Помни, ты теперь адвокат Габриеля, а не мой. – Она вручила ему конверт. – Будь добр, сделай это для меня. Нет никаких причин для отсрочек.
Генри Фортескью посмотрел на конверт, слегка хмуря брови:
– Ты всегда можешь отдать ему письмо сама. – Он сделал паузу и сочувствующе посмотрел на нее. – Ты же понимаешь, что он вернется к похоронам.
Джоанна почувствовала, как краска отхлынула от лица.
– Я не предполагала, что он приедет. Особенно после той ужасной ссоры перед его отъездом. Какой идиоткой я была!
– Так или иначе, дорогая, Габриель не может не явиться в такой момент. Местные жители любили и уважали Лайонела, и любой знак неуважения, особенно со стороны его наследника, вызовет серьезное осуждение.
– Да, конечно, – У нее вырвался резкий смешок. – Но вряд ли он так уж беспокоится о соблюдении условностей.
– Он теперь хозяин поместья Вестроу и знает свой долг.
Джоанна ответила с презрительной холодностью:
– Слово «долг» не ассоциируется у меня с моим бывшим мужем.
На лице Генри мелькнула тень неодобрения.
– Извини, я немного сбита с толку, вот и все. Мне казалось, у меня будет какое-то время перед его возвращением, чтобы решить, что делать дальше.
– И какие у тебя планы? – спросил он мягко.
– Пока не знаю. – Джоанна покачала головой. – Пытаюсь решить что-нибудь. Но мысли просто ходят по кругу.
– Прошло еще слишком мало времени.
– Нет, пора сосредоточиться. – Она сделала паузу. – Когда Габриель должен приехать?
Думаю, послезавтра, – ответил адвокат осторожно и, поколебавшись, добавил: – Он попросил, чтобы завещание было оглашено после похорон.
– Похоже, он действительно собирается разыгрывать из себя владельца поместья. – Джоанна сжала руки на коленях, чувствуя, как они дрожат.
– Вне всяких сомнений. – Генри Фортескью допил виски и отставил стакан в сторону. – Ты все еще хочешь, чтобы я передал письмо?
– При таких обстоятельствах, пожалуй, мне будет легче объясниться с ним самой, – признала она устало. – Прости, что отняла у тебя время.
– Я все равно собирался заехать к тебе.
Он пожал ей руку, изучая бледное лицо и запавшие глаза.
– Небольшой совет, – добавил он мягко. –
– Да, ты прав. Спасибо, – ответила она почти неслышно.
– Не провожай меня, я сам найду дорогу. – Он похлопал ее по руке и вышел.
Джоанна откинулась в большом кресле. Ее охватила тревожная дрожь. Потрясенная, она ошеломленно поняла, что внезапная смерть Лайонела вызовет самые неожиданные, но в то же время предсказуемые последствия.
Габриель не был в Вестроу два года, и она полагала, что тот не будет торопиться с возвращением, потому что слишком занят: днем изображая из себя успешного финансиста, ночью великолепного плейбоя. Когда уж ему заниматься домом! Тем более там живет его нежеланная и отвергнутая жена.
А знал ли он вообще, что она до сих пор живет здесь? И что ведет хозяйство его отца?
Конечно, знал, усмехнулась Джоанна. Габриель считал своей святой обязанностью все знать.
Перед ее мысленным взором внезапно появилось и сразу же исчезло тонкое, загорелое лицо с надменным взглядом темно-желтых, как у леопарда, глаз и высокомерной усмешкой на тонких губах.
Она не хотела вспоминать губы Габриеля, или его руки, или стройное, мускулистое тело, которое успела все-таки разглядеть во время их мимолетных соитий. Несколько коротких ночей навсегда отпечатались в ее сознании, хотя много раз она хотела стереть их из памяти, так же, как и презрительные слова, поставившие точку в их отношениях: «Думаю, что удружу нам обоим, если найду себе какое-нибудь другое развлечение».
И он сдержал свое обещание, подумала она горько. Габриель не скрывал своей неверности, надолго отлучаясь из дому, так что даже Лайонел не мог больше делать вид, что это как-то связано с работой.
А однажды Габриель вернулся, чтобы собрать оставшиеся вещи. Он сказал, что уходит, на этот раз навсегда.
Неизбежно разразился ужасный скандал. Отец и сын смотрели друг на друга как враги и говорили резкие, непростительные слова, пока она металась между ними, закрывая уши руками и умоляя их успокоиться.
– Проклятие, ты останешься здесь, – ревел Лайонел, – и выполнишь свой долг перед женой, если она готова тебя простить. Или ты больше никогда не войдешь в этот дом!
Она посмотрела на Габриеля, и ее губы безмолвно сложились в слово «пожалуйста», даже не зная, просит ли она его уйти или остаться. Взгляд темно-желтых глаз хлестнул по ней, опаляя огнем.
– Извини, – сказал Габриель насмешливо, – но есть такие жертвы, которых нельзя требовать ни от одного человека.
И он ушел. Она тоже хотела уйти, но Лайонел не отпустил ее.