Любовь среди рыб
Шрифт:
Берлин, 8 июля
Дорогой господин Фирнайс!
Поскольку по прихоти почты или из-за задержки на выходные дни я получила все Ваши письма разом, то и отвечать буду, так сказать, аккумулированно. Как Вам известно, я не безумно систематичный человек и пытаюсь завуалировать это списками, которые хотя бы выглядят систематично. Кроме того, я пишу Вам не от руки, а на apple, чтобы Вам не пришлось так же мучиться, разбирая мой почерк, как я мучилась с Вашим.
Итак:
1) Я
2) Я рада, что Вы еще или снова живы. Полное собрание сочинений, тем не менее я отдам в печать только тогда, когда Ваши труды в моем издательстве достигнут трех томов. Следовательно, как можно скорей пришлите мне, пожалуйста, третий.
3) Шарлотте я, разумеется, не проронила ни словечка. А я и вижу-то ее лишь по телевизору — в детских новостях. У нее новая короткая стрижка, и выглядит она очень-очень мило.
4) Бенно я встретила вчера в бургер-баре. Он выказал готовность получить «Мерседес» после Вашей кончины и свяжется с Вами по этому поводу.
5) Я никак не могу разобрать, что означают некоторые слова из письма. Праны-нирваны? Правды-матки? Привады-травы?
6) Чудесно, что грудинка Вам снова нравится. Люди с моральным превосходством — это слишком, потому что они постоянно напоминают, что ты тоже мог бы быть лучше, но, к сожалению, как правило, забываешь об этом.
7) Прислать ли Вам бета-блокатор?
8) Дело с уборкой я нахожу по-настоящему классным. Если исходить из того, как выглядит Ваша квартира, никогда бы не подумала, что Вам так быстро понравится наводить чистоту. Если не напишете новую книгу, можете приниматься за уборку у меня. Моя Иванка получает двенадцать евро, Вы можете начать с десяти.
9) Пожалуйста, больше не присылайте мне хокку. Пожалуйста, больше не пишите хокку. Я ненавижу хокку. Хокку — абсолютно лежалый товар. Убийца товарооборота. Продать не удалось бы даже хокку про Гарри Поттера. Могу ли я на этом месте напомнить Вам про Ваши погромные речи? Вы же сами говорили в том духе, что хокку — это «крайне переоцененная азиатская псевдолирика, которая заключается в безыскусном нагромождении банальностей».
10) Пожалуйста, не пишите и тирольские трели. Я не могу заранее оценить, как на это отреагирует международный рынок.
11) Что касается Ваших теорий относительно происхождения слова «подпустить», то я не смогла найти в Этимологическом словаре Клюге указаний на верность Ваших явно дилетантских изысканий. Правда, на ошибочность тоже.
12) В этого Августа Вы форменным образом влюбились. Вы что, стали теперь голубым? Разумеется, я ничего не имею против. Сонеты Шекспира тоже обращены к мужчине. Уверена, что здесь, в Берлине, неплохой рынок сбыта для гомосексуальной любовной лирики. В этом смысле: давайте, не стесняйтесь!
13) Пожалуйста, не перебарщивайте, несмотря на всю страсть, прежде всего с метафорами.
14) Пишу лишь потому, что суеверна. Всяческого Вам благополучия. И пишите! Пишите мне! Пишите мне стихи! Я чувствую, Вы приближаетесь к блестящей форме. На свете так много людей, которых Вы смогли осчастливить своими стихами. Подумайте об этом. У художника тоже есть свои обязательства.
15) Жалко макарон, датированных годом «Поворота». Будь у меня юридический отдел, Вам бы пришлось иметь дело с ним) Правда, могу Вас успокоить, я приезжаю в хижину крайне редко.
С самым сердечным приветом,
— Сейчас же прекрати, — ругался Август.
— Да я же ничего не сделал, возразил Фред.
— Ты думаешь, я ничего не вижу.
— Но она такая чудесная.
— Если ты так ее любишь, не давай ей шкурку от грудинки.
На столе перед хижиной стояли две бутылки пива и объедки от перекуса — хлеб, грудинка, сыр, масло. Под столом сидела черная собака и ждала милосердных подачек, которые в виде кусочков сала Фред ронял на землю.
— Надо ли понимать это символически? — спросил Фред. — Я имею в виду, можно ли распространить это и на женщин в целом?
— Разумеется, поэт.
— В смысле?
— Да это же очевидно: если ты какую из них любишь, не давай ей шкурку от грудинки.
— Но что это означает?!
Август похлопал Фреда по плечу и засмеялся:
— Поэт! Какой же ты слабоумный. Почему ты веришь всему, что тебе впаривают?
— Э-э-э-э.
— И ты нормально чувствуешь себя без женщины? — спросил Август.
— Нет!
— Что такое, вот и курить ты тоже перестал?
— Курить? — удивленно спросил Фред.
Август достал свой табак и бумагу из нагрудного кармана, положил все это на стол.
— Я совершенно забыл про курение, — воскликнул Фред. — Забыл! Что оно вообще бывает!
— Ты вообще стал немного странным в последние дни. Но мне это знакомо. Когда надолго остаешься один, становишься таким.
Август закурил только что свернутую цигарку. Фред тоже свернул себе одну.
— Ах, как хорошо, — сказал он, сделав первую затяжку. — Как я мог про это забыть?
— Кстати, дорогу чинят. Через три-четыре дня сможешь уехать.
— Я могу уехать?
— Да.
— В Берлин?
— Почему ты спрашиваешь у меня? Как только доберешься вниз до Грюнбаха, можешь ехать оттуда куда угодно. По мне так хоть в Рим, хоть в Гонолулу.