Любовь, страсть, ненависть
Шрифт:
– В чем дело, дорогой? – удивленно спросила она, когда он с явным смущением высвободился из ее объятий.
– Электра, позволь познакомить тебя с Эрролом, – сказал он по-гречески, указывая на огромного чернокожего мужчину, одетого в темно-красную униформу, которая была богато расшита и украшена золотыми галунами.
– Добро пожаловать в Лос-Анджелес, миссис Ники, – расплылся в широкой улыбке стоящий навытяжку негр. – Очень рады видеть вас здесь. Наш мистер Ник тает буквально на глазах. Все время только о вас и говорит.
– Это Эррол, шофер дяди Спироса. Дядя одолжил нам на сегодня свой личный автомобиль. Он хочет,
Электра молча покачала головой, сожалея, что Николас не пришел ее встречать один. Шофер выглядел необычайно доброжелательным, но Электра была очень застенчива, и ей хотелось бы встретиться с мужем без посторонних.
Носильщик быстро пронес ее багаж, состоящий из одного-единственного потрепанного чемодана, через толпу, а они тем временем вышли на тротуар, и Электра даже рот открыла от удивления. У обочины стояла самая длинная черная машина, какую она когда-либо видела в своей жизни. На Гидре не было никакого транспорта, поэтому она вообще не видела никаких машин до приезда сюда, только когда бывала в Афинах. Она испугалась оживленных улиц, по которым на бешеной скорости мчались автомобили и автобусы, и пешеходов, которые, смеясь, казалось, бросали вызов смерти, пробегая мимо машин.
– Пошли, Электра. – Она подумала, что голос Ника стал более властным, чем раньше. – Поторопись и перестань таращить глаза. Мы должны добраться домой засветло. Тетушка Олимпия приготовила настоящий греческий пир в честь твоего прибытия.
Электра неуклюже забралась на глубокое и темное заднее сиденье «кадиллака» и почувствовала, что ее юбка задралась выше колен. Дико покраснев, она одернула ее и забилась в угол, с тревогой следя через заднее стекло, не забыл ли носильщик о ее чемодане.
Ник легко сел в автомобиль и крепко обнял жену. Он взял ее за руку и несколько минут возбужденно говорил с ней на родном языке, но потом увлекся беседой с Эрролом. Тот, видимо, рассказывал что-то забавное, и они громко смеялись. Электра откинула голову на роскошную кожаную обивку сиденья, и устало прикрыла глаза. Она не спала несколько дней. Это путешествие в Калифорнию было долгим и изматывающим, но она наконец-то добралась до другого конца света. Электра надеялась, что она так же быстро станет американкой, как и ее любимый муж, который покинул Гидру всего три месяца назад.
Олимпия Макополис была душевной, по-матерински доброй и спокойной женщиной, такой же, как все женщины Гидры. С ней Электра сразу же почувствовала себя как дома. Несмотря на состояние и положение ее мужа в Голливуде, миссис Макополис настояла на том, чтобы самой все приготовить, и сейчас на длинном обеденном столе стояли всеми любимые национальные блюда. Разнообразные овощные салаты, рыбные блюда под соусами, виноградные листья с рисом и мясом, нежная ягнятина с баклажанами, сочный салат-латук, посыпанный маленькими, в форме кубиков, кусочками козьего сыра, перемешанного с овощами, баклажанами и маслом, свежевыпеченный хлеб, аромат которого смешивался с запахом чеснока, это был специальный острый соус, такой пахучий, что считалось неприличным есть его перед выходом из дому, если, конечно, его не ели все окружающие. Кувшины с охлажденным белым вином ставили на стол как раз в тот самый момент, когда Олимпия услышала скрип колес лимузина на гравиевых дорожках.
– Добро пожаловать, моя дорогая Электра. Я так
– Вики, это Электра, моя жена, – гордо сказал Николас.
– Ужасно рада встретиться с тобой, дорогая. Ники о тебе так много говорил, – тараторила Вики. Ее блестящие светлые волосы, подстриженные «под мальчика», зеленый габардиновый костюм, туго перетянутый ремнем, и маленькая шапочка в тон, надвинутая на глаза восхитительного бирюзового цвета, все это напомнило Электре модную вклейку из журнала «Вог».
Электра притихла. Она не поняла ни одного сказанного Вики слова, хотя Ники, чувствующий себя вполне уверенно, быстро их ей перевел.
– Вики тоже работает в отделе корреспонденции на студии, – быстро сказал он. – Ее отец работает в личной охране дяди Спироса. Она только что закончила университет. Мама у нее гречанка, она двоюродная сестра дяди Спироса. Вики помогает мне учить английский, и мы оба рабы киностудии, на так ли, Вики? – Он доверительно улыбнулся красивой девушке, рядом с которой Электра чувствовала себя грубой, неприметной и старомодной. Длинная шерстяная юбка, грубые фильдеперсовые чулки Электры и ее ужасные башмаки – все это не шло ни в какое сравнение с обтянутыми тонкими нейлоновыми чулками ножками этой американской красавицы, ее скульптурной грудью и умело накрашенным лицом. И хотя Электра знала, что они ровесницы, рядом с Вики она чувствовала себя ужасно некрасивой и несуразной.
Олимпия жила в Калифорнии уже тридцать лет, но в душе оставалась простой греческой женщиной. Вид Электры, такой маленькой, напуганной и подавленной всей этой роскошью чужого мира, напомнил ей себя, какой она была тридцать лет назад, и Олимпия твердо решила помочь этой малышке побыстрее адаптироваться к американскому образу жизни.
Гораздо позже, ночью, когда Николас нежно раздел жену, ласково нашептывая ей страстные слова на родном языке, Электра почувствовала, что наконец ее напряжение начинает спадать. Утомленные мышцы постепенно расслабились, пока чувственные пальцы мужа мягко ласкали ее тело. Руки Николаса нежно гладили ее грудь, а пальцы мягко, как крылья бабочки, касались сосков, заставляя ее буквально задыхаться от удовольствия. Николас, ее муж, единственный мужчина в ее жизни и единственный, кого она вообще любила, по-прежнему принадлежал ей. Он любил ее. Теперь ей нечего было бояться в Америке.
Николас Станополис, обладая природной способностью к языкам, на удивление быстро выучил английский. Теперь он мог не только читать и писать, почти не делая ошибок, но и болтать на американском сленге, что было совершенно необходимо в кинобизнесе.
Однако для Электры стало мукой привыкать к этой жизни. Ее смущало все: язык, бешеный темп жизни в Лос-Анджелесе, автомобили и самолеты, которые мешали ей спать. Казалось, что вся кухонная утварь попала сюда с другой планеты, а супермаркеты наводили на нее ужас. Она чувствовала себя глупой, тупой, абсолютно чужой в этом мире.