Любовь - только слово
Шрифт:
С Вереной Лорд. Надо же было такому случиться! Если бы она знала! Естественно, она скоро об этом узнает. Такое не утаишь. Из всех женщин на свете — именно Верена Лорд. Ну и дела…
Какие красивые у нее руки! На среднем пальце правой руки — оправленный в платину изумруд в окружении бриллиантов, а на запястье браслет и снова бриллианты с изумрудом. Камень и браслет впечатляют! Я немного разбираюсь в драгоценностях. Мой старик, свинья, покупает их гроздьями. Называет это капиталовложением. Первоклассные специалисты из Амстердама консультируют
Парень, положив руку на плечо дамы, улыбается свежо, радостно, раскованно и говорит ей:
— Потерпите немного, ладно? Вы не должны сейчас терять самообладание. — И тут же мне: — Дама приехала на моей машине. Она меня провожает. Я улетаю в Рим. Разумеется, она может взять такси. Или мою машину. Но это было бы нежелательно.
— Отчего же?
— Дело в том, что даме срочно нужно вернуться во Фридхайм. Как можно быстрее. Когда я увидел, что у вас «ягуар», то решил попросить вас захватить даму с собой. Какую скорость он развивает?
— Ну, двести двадцать мне удавалось выжать.
— Вы подвезете синьору?
— С удовольствием.
— Замечательно. — Он шепчет ей что-то на ухо, мне удается услышать лишь конец фразы: «…он только выедет из Франкфурта, а ты уже будешь во Фридхайме».
Свое «ты» он прошептал, но недостаточно тихо. Кто же должен выехать из Франкфурта? Что они, хитрецы, замышляют?
Не пойму, что это я так размяк? Она что, моя подружка? Поэтому я нагло замечаю:
— Если мадам торопится к супругу домой…
Она бледнеет, смотрит на меня не отрываясь и бормочет:
— К супругу…
— Или к любимому братцу. Здесь ведь никогда точно не угадаешь? — Я несу такую чушь, когда вдруг становлюсь сентиментальным.
— Послушайте, — начинает она, — я вас совсем не знаю. Вы были так любезны, что согласились меня подвезти. Но теперь я ни под каким видом…
Парень тихонько толкает ее локтем. Она тут же замолкает. Мы с ним, видимо, придерживаемся одинакового мнения на сей счет. Я говорю:
— Понятно. Я хорошо вас понимаю. Очень хорошо. Я обидел вас. Тысяча извинений, госпожа Лорд.
— Вам известно мое имя?
— И не только имя!
— Что это значит?
— Потом объясню. Давайте сначала поедем.
— Я не сяду, пока вы не объясните мне, что все это значит!
— Вы должны поехать
— Я тоже так думаю, — замечаю я.
— Может быть, вы шантажист? — шепчет она.
— Может быть.
Я чувствую себя уверенно.
Мужчина делает шаг вперед, хватает меня за рукав и тихо говорит:
— Я вас предупреждаю. Если вы хотите воспользоваться ситуацией, то имейте в виду: я вас найду, где бы вы ни были, и тогда…
— Нет, — сказал я.
— Что нет?
— Отпустите рукав моей любимой куртки. Я этого не люблю.
Но тут я просчитался. Он не отпускает рукав, а усмехается, и глазки становятся злыми:
— Мне все равно, что вы любите или не любите, господин Мансфельд.
— Мансфельд? — произносит она.
Куда только девается моя уверенность?..
— Мансфельд? — переспрашивает она.
— Свое имя он назвал в справочном бюро, синьора. Его отец тот самый Мансфельд.
— Мансфельд? — повторяет она.
Эта собака, мой отец.
— Мы можем довериться господину Мансфельду, — считает красавчик. — Он джентльмен. При таком папочке человеку не остается ничего, кроме как быть джентльменом.
Смрадный пес мой папочка! Оскорбить можно по-разному. Самое худшее, когда ты вынужден говорить себе: от тебя ничего не зависит, тебе это навязали. Наплевать. Возразить мне нечего. Поэтому я констатирую:
— Прошло уже четыре минуты.
Симпатяга нежно целует даме ручку, смотрит на нее маслеными глазками и говорит:
— Господин Мансфельд прав. Четыре минуты мы уже потеряли.
— Мадам, мне доставит удовольствие довезти вас до Фридхайма.
Я обхожу «ягуар».
Он слегка кланяется и говорит:
— Всего доброго, синьора. Спасибо, что согласились меня проводить.
Она отвечает так тихо, что ее невозможно расслышать.
— Счастливого полета. Благополучного возвращения.
— Непременно, — отвечает он и придерживает дверцу машины, мягко вынуждая женщину занять место рядом со мной.
Тут я вдруг замечаю, что его оливковая волосатая рука, придерживающая дверцу, дрожит.
Вот так-так. Ничто человеческое нам не чуждо.
Я до сих пор не могу прийти в себя после истории с отцом, когда…
Лучше не вспоминать. У меня теперь есть утешение: у остальных людей тоже есть нервы. Кроме того, я кое-чему научился. Если тебе паршиво, будь сильным. Мне паршиво уже в течение семи лет.
Мадам Верена сидит рядом со мной. Я включаю зажигание и жму на газ так, что двигатель взвывает.
Глава 4
Включаю передачу. Выжимаю сцепление. Дама буквально вдавливается в сидение, когда «ягуар» срывается с места и выруливает со стоянки. Здесь мне надо быть внимательным, полицейских полным-полно.
Я смотрю в зеркало заднего обзора и говорю:
— Ваш друг машет рукой на прощание.
Ответа нет. Она не шевелится.