Любовь уходит в полночь
Шрифт:
Эта загадка была из тех, какие ни за что в жизни не взволновали бы ее разум прежде. Она напряженно думала обо всем этом, пока Маргит ее причесывала.
Как бы то ни было, наконец сказала себе, измучившись, Ксения, поступки Джоанны — на ее совести и совершаются в тех пределах, какие отведены для них ее представлениями о нравственности. И точка.
А все, что нужно сейчас ей, Ксении, — это стараться, чтобы король был ею доволен и ни о чем не подозревал и — что, возможно, более важно! — попытаться помочь ему, как о том говорил мистер Донингтон, насколько это будет в ее силах.
При
Помочь королю… Чем? Как? Да во всем, что она ни скажет, ни сделает, не будет ни малейшего проку! Он так недоступен, ведет себя так отстраненно, величественно!
Но при всем том он явно несчастлив. Она это чувствует! Как бы он ни маскировал свое состояние королевской недосягаемостью, ему не удается полностью скрыть эмоции.
Ее мать однажды сказала, когда они в очередной раз беседовали о ее детстве:
— Простые люди всегда думают, что тем, кто обитает в богатых дворцах, живется легко и без всяких забот. Это, поверь мне, совсем не так.
— Так ты была несчастлива, мама?
— В ранней юности, — ответила мать. — Меня прятали от настоящей жизни! Я это почувствовала и стала злиться. Представь, я ощущала себя канарейкой в клетке или золотой рыбкой в чашке с водой — дивитесь, люди, какая красивая! А я — сиди и подставляй перышки, чтоб поярче сверкали? Ну, нет… Это было не для меня. Я хотела знать, что происходит вокруг, за пределами чашки и клетки. И участвовать в том.
Она помолчала.
— Если бы я не сбежала с твоим отцом, я была бы обречена на пустую, бессмысленную жизнь — с разбитым сердцем.
— Ты бы стала прекрасной эрцгерцогиней, мама! — ответила ей тогда Ксения.
— Одно я знаю наверняка, — с улыбкой ответила миссис Сандон, пожав плечами, — что я была бы очень несчастной женой эрцгерцога. И вдобавок к тому очень глупой. — И, словно чувствуя, что должна объяснить последнее обстоятельство, она, не дожидаясь вопроса, сделала это: — Когда люди несчастливы, они либо глупы, либо им скучно, или же они впадают в цинизм. Последний случай — из самых худших.
— Я это понимаю, мама.
— Я хочу, чтобы ты это понимала всегда. Быть счастливым важно не только для самого себя. А для всех, кто тебя окружает, с кем ты общаешься, с кем ты близок.
Именно счастье и пыталась ее мать подарить жителям Литтл Кумб, и вовсе не странно, что все в деревне ее боготворили! Сколько слез было пролито на ее похоронах, и даже самые бедные жители деревни принесли тогда цветы на ее могилу.
Вот и диагноз: король несчастлив, сказала себе Ксения, сжав ладони в маленькие кулачки. И она должна попытаться сделать его счастливым — как это сделала бы ее мама в своем случае. Ксения не спрашивала себя, как это возможно за столь короткое время. Она знала лишь то, что если она поставила себе цель, то, какой недостижимой ни казалась бы ей эта цель, нужно постараться ее достичь.
Когда она вернулась из спальни в гостиную, аккуратно причесанная —
Недолгая пауза. И вот он сказал, положив конец ее внутреннему смятению и попыткам разобраться в себе:
— Очень… очень… недурно! Вы сейчас даже прекраснее, чем получасом ранее. — Ксения просияла. И через секунду услышала: — Это то, что вы ожидали, чтобы я сказал?
Боже, да он подтрунивает над ней! Ее лицо отразило готовность к испугу — или даже к обиде, но улыбка на его губах дружески свидетельствовала: она ему нравится.
— Мне очень бы не хотелось, чтобы ваш двор… надо мной посмеялся, если бы я надела что-то не то, — сделала серьезную попытку объяснить свое минутное замешательство Ксения и, удовлетворенная тем, как она себя держит, шагнула в сторону короля.
— Вы никогда не сможете быть ничем иным, кроме как его украшением! — церемонно провозгласил король, продолжая ей улыбаться все той же улыбкой доброго друга.
— Я польщена…
Лицо Ксении озарилось ответной улыбкой — непосредственной, искренней. Мизансцена на несколько секунд оставалась такой: двое молодых людей в прекрасных нарядах, улыбаясь, смотрят друг другу в глаза. Аллегория «Счастье».
— Это самый приятный комплимент из тех, что я могла бы услышать! — первой нарушила молчание Ксения.
Она произнесла это с волнением. Хотя… Наверное, ее открытая радость от его слов немало его удивила — ведь его невесте наскучили комплименты, и он это прекрасно знает и ждет от нее выражения пресыщенности от восторгов в свой адрес. А что получает? Наивное, простодушное ликование по поводу одобрения женихом ее платья и внешности. Не слишком ли бросается в глаза разница между ею, Ксенией, и Джоанной — в их поведении? Наверное, надо себя контролировать и подвергать все свои чувства жесткой цензуре: что сказала бы и сделала бы на ее месте кузина Джоанна? Ксения прикусила губу… Они все еще стояли и смотрели друг на друга — и ей было хорошо и спокойно. Но вдруг радость ее померкла, скукожилась.
А потом она неожиданно для себя почувствовала горькое раздражение. Как же ей надоело даже за этот короткий срок примерять на себя образ Джоанны — в большом и в малом! Она не выдержит бремени этой осторожности по всякому поводу — крупному или ничтожному! Это невыносимо! Да, разумеется, король не должен заметить различия — ведь они разыграли подлог именно для того, чтобы вскоре все вернулось на круги своя. Чтобы никто ничего не заподозрил — и, главное, чтобы ничего не мог заподозрить король. Но…