Любовь в изгнании / Комитет
Шрифт:
Этого только не хватало!
На подготовку к сегодняшнему собеседованию был убит целый год, и на всем его протяжении я не занимался ничем другим, даже из дома не выходил надолго, боясь пропустить посыльного из Комитета. Почему же все сегодня идет не так, как мне представлялось?
Я остановился возле чистильщика и некоторое время восхищался рвением, с которым чистятся «комитетские» ботинки — когда зеркально заиграл верх, щетка проворно заскользила по подошве.
Медленно вернувшись к неподвижной фигуре на стуле, я опустил «дипломат» на пол и еще раз предложил старику сигарету. Курили молча. Через несколько минут,
Судя по всему, я единственный, кому собеседование назначено на сегодня.
Вот сейчас за закрытой дверью ОНИ изучают мое дело. От этой мысли стало жарко, и настроение испортилось. Материалов на меня у НИХ достаточно, так что предварительное впечатление может быть только неблагоприятным.
Зачем мне все это понадобилось?
По правде говоря, я никогда не ощущал внутренней потребности встретиться с НИМИ, но многие убеждали меня, что без этого не обойтись.
Ровно в полдень охранник бодро встал, быстро вошел в комнату, сразу же вышел, осведомился о моем имени и жестом пригласил войти.
Подхватив одной рукой «дипломат», а другой проверив, на месте ли галстук, я сделал уверенную улыбку, повернул белую ручку из слоновой кости и вошел.
Мною были сделаны сразу две ошибки. Я страшно волновался и второпях забыл закрыть за собой дверь.
Мягкий женский голос рядом со мной попросил:
— Закройте, пожалуйста, дверь.
Залившись краской, я повернулся к Комитету спиной, взялся левой рукой за ручку и потянул ее, но старый замок не поддавался.
Правая рука была занята «дипломатом» и, окончательно смешавшись, я попытался помочь себе коленкой.
Пот просто бежал по лицу.
Тот же женский голос прекратил мои нелепые попытки:
— Поставьте «дипломат» на пол, тогда обе руки будут у вас свободны.
Первый раунд был проигран.
Мне было известно, что Комитет проводит собеседование не только для выяснения степени эрудированности и даже не столько для определения интеллектуального потенциала, сколько для распознавания быстроты и качества реакции на заданные вопросы.
В этом свете незакрывающаяся дверь — просто ловко расставленная ловушка, и теперь ИМ понятны и моя растерянность, и моя неуверенность в себе.
Первая неудача, конечно же, обескуражила, но где-то в глубине я был даже рад, словно боялся легкой победы.
Мною уже упоминалось, что подготовка к сегодняшнему дню едва уместилась в год напряженной работы.
Во-первых, необходимо было освоить язык Комитета, ведь собеседования проходят только на нем. Кроме того, мне казались совершенно обязательными познания в фундаментальных науках, потому я читал книги по философии, химии, экономике, искусству. Проверяя начитанность в разных областях, задавал себе невероятное количество хитроумных вопросов, после чего просиживал над книгами уйму времени в поисках ответа. С этой же целью смотрел все конкурсы и викторины по телевидению, решал кроссворды и шарады во всех газетах, что попадались на глаза. Мне крупно повезло, когда в доме старшего брата я обнаружил аккуратно перевязанную стопку вырезок — полную подборку рубрики «Хочешь — верь, хочешь — не верь» за все тридцать лет с начала ее публикации.
Во-вторых, я старался
Можно было не сомневаться, что таких очень много, но отыскать удалось лишь нескольких, да и от них не было никакого проку. Большинство отрицало, что вообще когда-либо имело дело с Комитетом или даже знало о его существовании. Другие заявляли, что подробности общения ими начисто забыты. Все они говорили туманно, но сходились в одном: методы работы Комитета необыкновенно многообразны. Тогда я стал собирать сведения о его членах, чтобы выяснить их склонности и пристрастия, но сразу же понял безнадежность такого предприятия: имена и профессии были засекречены настолько, что, услышав вопросы на эту тему, люди буквально шарахались от меня.
Несмотря на замешательство, я страстно хотел понравиться тем, кто сидел сейчас передо мной за длинным столом. Их было очень много, и, даже сосредоточившись, я не смог сосчитать всех.
ОНИ шепотом переговаривались о чем-то постороннем или сосредоточенно перелистывали бумаги.
Лица одних, и таких большинство, были закрыты большими темными очками, лица других — хорошо знакомы по фотографиям в газетах и журналах.
Тут я узнал обладательницу мягкого голоса — это Анис. Мы познакомились у кого-то в гостях. Почему я не обратил тогда на нее внимания!
Анис с улыбкой смотрела в мою сторону, и я изо всех сил пытался уловить в ней хотя бы намек на дружеское расположение.
Присутствие трех военных казалось вполне естественным, причем красные с золотом погоны говорили о высоком чине.
В центре сидел совсем дряхлый старик в очень толстых очках. Он поднес вплотную к лицу какую-то бумагу, пытаясь ее прочесть, — документ, несомненно, имел прямое отношение ко мне. Я не мог оторвать глаз от бледной неподвижной физиономии старика, его восковых мертвенных губ и не находил в жутковатом облике хотя бы слабых признаков жизни.
Дочитав или отчаявшись прочесть, старец положил бумагу на стол, повернул череп сначала в одну, потом в другую сторону.
Разговоры мигом прекратились, и все уставились на меня.
Заседание началось.
Старец обратился ко мне:
— В начале нашей встречи я хочу от имени всех коллег и от себя лично выразить Вам признательность за то, что Вы приняли столь разумное решение встретиться с нами. Факт обращения к нам сам по себе не означает, что мы обязательно согласимся с Вашей точкой зрения на всевозможные события и процессы. Наше мнение о Вас, а чтобы составить его, мы сегодня и собрались, будет зависеть от множества факторов.
Я лишь хочу еще раз напомнить Вам о том, что всем хорошо известно: Комитет никого не принуждает к встрече, так как в наше время каждый человек обладает полной свободой выбора. Ваш выбор свидетельствует о здравомыслии и прозорливости, — это будет учтено при составлении нами впечатления.
Тем не менее, нам хотелось бы услышать о причинах, приведших Вас сюда.
Из разных источников мне было известно, что Комитет требует от обратившихся к нему объяснения мотивов столь принципиального шага. Вполне понятно, что ответ был многократно обдуман и заучен наизусть задолго до нынешнего дня. Однако я сделал вид, что вопрос застиг меня врасплох, и, стараясь как можно искренней изобразить глубокую задумчивость, надолго замолчал.