Любовь в наследство, или Пароходная готика. Книга 1
Шрифт:
Больше всего Доротее досаждал этот спокойный, безоблачный домашний уют, в котором жили Клайд и Люси. Маркизе безумно хотелось хотя бы один раз — всего один раз! — потревожить эту гладь. Она мечтала хоть на миг нарушить их спокойствие. Ведь этого было бы вполне достаточно, чтобы расшатать, разрушить в Люси чувство безопасности и уверенности в завтрашнем дне; чтобы испытать чувства Клайда и доказать, что она все еще обладает хоть и слабой, но опасной властью. Маркиза поднялась из кресла, в котором сидела, когда беседовала с сыном и размышляла о своих обидах, и подошла к огромному псише [61] , стоявшему там, где было побольше света. Маркиза долго и критически разглядывала свое отражение. Результаты этого пристального изучения не только вселили
61
Большое зеркало в подвижной раме.
Ей было ясно, что эта страсть может быть настолько же мимолетной, насколько сильной она была ранее; однако даже по прошествии стольких лет воспоминания об этом острым ножом пронзали ее сердце, и она страстно хотела ее возобновления. Ведь это желание в ней все еще не угасло. Кажется, она по-прежнему ощущает ласковые пальцы Клайда на талии, по-прежнему чувствует тот порыв во всем теле, с которым она кинулась в его объятия. Его господство над нею было столь велико, а ее ответ на его ласки — так необуздан и страстен… не надо было никаких слов для того, чтобы выразить их взаимное понимание и влечение друг к другу.
Она помнила те короткие мгновения между его поцелуями, когда ей удавалось прошептать: «Но я же еще не показала вам весь дом! Может быть, второй этаж вам не подойдет…» И вот они вместе поднимаются по лестнице. Он держит ее за руку, крепко прижимая к себе… Затем они входят в комнату, и вскоре его руки вновь обвиваются вокруг ее талии… Он ликующе рассмеялся, обнаружив, что ее талия в самом деле очень тонка. И ей даже не надо носить корсет… а ее уступчивость в саду оказалась молчаливым согласием, сравнимым лишь с абсолютной несдержанностью…
Спустя несколько часов Клайд пробудился от глубокого сна и пробормотал, что ему пора в гостиницу. Затем, уже полностью одетый, он стоял перед ней в полумраке зарождающегося рассвета, запоздало осведомляясь, есть ли в доме кто-нибудь из слуг, кто мог бы знать о его присутствии и, значит, о его уходе. И она снова заверила его, что оставила у себя единственную служанку — Беллу, но у той муж и целый выводок детей, так что дом будет пуст до полудня. Собак тут тоже нет, почему их лай и не выдаст ухода гостя. Правда, соседи иногда корят ее, утверждая, что женщине не следует оставаться одной в таком огромном доме — мало ли что может случиться, тем более что дом стоит на отшибе. Однако Доротея никогда ничего не боялась и даже гордилась своей храбростью. И вот сейчас она может возблагодарить Бога: если бы она была пугливой и боялась своей собственной тени, то никогда бы ей не пришлось получить столь чудесную награду за свое мужество…
Ответ Клайда на ее восторженное заявление о том, что они одни, был гораздо менее пылким, нежели его предыдущее поведение. Хозяйка ожидала иного. А расстался он с ней почти грубо: без теплых уверений, что еще появится, и даже не обняв на прощание. Казалось, ему не терпится поскорее уйти. Правда, это могло быть еще и из-за приближающегося рассвета.
Она вновь стала мягко погружаться в сон, когда вспомнила его слова, произнесенные перед тем, как она упала в его объятия, ведь в доказательство доброго доверия он заранее уплатил ей пять тысяч долларов, чтобы скрепить сделку по продаже дома. А потом совсем не говорил ни о деньгах, ни о Синди Лу. Какой это был бы мрачный фокус судьбы, если бы он передумал, если бы захотел, чтобы она так и осталась на плантации, не возвращалась во Францию! Трепеща от сомнений и тревоги, Доротея устремилась к окну, раздвинула тяжелые занавеси, впуская в комнату дневной свет. Потом растерянно осмотрелась вокруг. Однако ей не пришлось долго искать. На туалетном столике она заметила конверт, прислоненный к зеркалу. У нее было много таких конвертов в письменном столе. Наверное, Клайд, пока она спала, вытащил оттуда один из них. Конверт был запечатан, и на нем значилось ее имя. Суетливыми движениями она вскрыла его и сосчитала лежащие там тысячедолларовые купюры. Затем еще раз пересчитала деньги, полагая, что ошиблась при подсчете… или Клайд ошибся.
Следующие три или четыре дня она тщетно ожидала его возвращения. Когда же наконец Клайд появился, он пришел не пешком и не один, а приехал в красивом экипаже в сопровождении некоего Гилберта Леду, одного из лучших нотариусов в округе. На этот раз приезд Клайда выглядел очень формально, словно они виделись впервые и покупка-продажа Синди Лу просто в их обоюдных интересах. И все. Он с радостью сообщил, что все формальности, связанные с передачей собственности, утрясены, сейчас он готов передать мадам Лабусс все необходимые бумаги и надеется, что она тоже готова к этому. Еще он сказал, что они сошлись на сумме в пятьдесят тысяч долларов и что он уплатил авансом пять тысяч. Значит, согласно его подсчетам, он должен сорок пять тысяч, которые готов уплатить немедленно. Клайд разложил перед ней деньги, а нотариус начал оформлять документы. Ей нужно поставить подпись вот здесь, здесь и здесь…
Все завершилось быстро, она едва могла поверить, что это произошло. И она задала вопросы, только касающиеся небольшой задержки, связанной с подготовкой к ее отъезду.
— Мне понадобится совсем немного времени, чтобы сложить вещи. Если я попрошу на это неделю, вам не покажется это слишком долго?
— Разумеется, нет. Мне бы не хотелось создавать вам неудобства ни под каким видом.
— Значит, скажем, десять дней?
— Прекрасно. За это время я смогу ознакомиться с местными условиями, прежде чем мы переедем жить сюда.
— Вы хотите, чтобы дом был закрыт, когда я уеду? Или можно оставить здесь Беллу в качестве смотрительницы? Правда, она ленива и довольно бестолкова, как и все негры в округе, но, насколько мне известно, она ни разу ничего не украла. Чего нельзя сказать о других. К тому же она очень хорошо знает дом и может оказаться весьма полезной.
— Хорошо, согласен. И еще: мне хотелось бы, чтобы дом привели в полный порядок. Поскольку осенью я намереваюсь привезти сюда мою невесту. По-моему, я не говорил вам, что помолвлен.
— Нет, не говорили, — быстро ответила Доротея и испугалась, что ее слова могут выдать не удивление, а настоящий шок, вызванный его заявлением. Она крепко сжала губы, стараясь больше не проронить ни слова.
— Ох, совсем выскочило из памяти, — совершенно спокойно проговорил Клайд. — Я уже спрашивал у мистера Леду, не мог бы он посоветовать мне какую-нибудь даму по соседству, которая выразила бы охоту понаблюдать за тем, как готовят дом для миссис Бачелор. И он посоветовал мне обратиться к вдове врача, миссис Сердж, которую, полагаю, вы знаете, поскольку она живет не очень далеко отсюда. Когда я имел удовольствие посетить вас, я заехал и к миссис Сердж; к счастью, она согласилась помочь мне. Я полностью положился на нее в том, что касается найма слуг. И, несомненно, ей захочется оставить тут Беллу, которая, по вашим словам, честна и хорошо знает дом. Очевидно, она не только готовила вам, но и выполняла всякую другую работу. И вот о чем хочу вас спросить. Как вы считаете, если ее избавить от другой работы и кое-чему подучить, смогла бы она стать настоящей, первоклассной кухаркой? Поскольку мне кажется очень важным, чтобы у нас была кухарка, причем хорошая. Моя невеста утверждает, что если у кормила власти стоит превосходная кухарка, то с остальными слугами очень просто иметь дело.
— Должна вам напомнить, мсье, что я — француженка, а французская кухня — это особое, замечательное искусство. Для того чтобы Беллу кое-чему подучить, не нужна ни миссис Сердж, ни кто-либо еще. Я сама могу преподать ей подобные уроки.
Сейчас ее голос дрожал от гнева; она не могла сдерживаться, да и не заботилась об этом. Так, значит, эта бесцветная вдова врача, этот хладный столп праведности — Эми Сердж за свою высокую квалификацию в подобных делах избрана для подготовки дома к приезду целомудренной невесты! Теперь эта ханжа Эми будет повсюду шнырять в Синди Лу, заглядывать в каждый уголок, выискивая пыль, а может быть, и выскребать до блеска полы, поскольку не доверит этого черномазым. Они же придут ей на помощь только после того, как она покажет им, как все надо делать! Но что хуже всего: она повсюду распространит слухи, что дом содержался скверно, что повсюду пыль и грязь, всевозможный мусор.