Любовь в настоящем времени
Шрифт:
Митч надолго замолчал.
— Сегодня Луна в кольце, — сообщил он наконец.
— Отлично. Для начала.
— А в чем причина этого явления, ты знаешь?
— Кристаллики льда в верхних слоях атмосферы.
— Ага.
Митч опять замолчал, а я все почесывал Глюка за левым ухом. Стоило мне на секунду остановиться, как пес тыкался в ладонь носом, требуя продолжать.
— Наверное, это было нехорошо с моей стороны, что мы никогда с тобой не говорили про Перл, — сказал Митч. — Ты, наверное, стеснялся. А я не проявил
— О чем говорить-то? Она умерла. Другое дело, если бы я не знал, где она и что с ней.
Я услышал глубокий вздох. Похоже, наш разговор свернул в сторону с проторенной колеи и впереди одни ухабы.
— Я понимаю, тебе тяжело представить, что твоя мать тебя бросила и скрылась.
— Еще бы. Мне и в голову такое не могло прийти.
— Проще думать, что она умерла.
— Она и на самом деле умерла.
— Как мы можем знать это наверняка, Леонард?
— А тут и знать нечего. Если она показывается без телесной оболочки, то уж конечно умерла.
Кажется, мы еще говорили на эту тему. Вспоминать не хочется. Разглагольствовал в основном Митч. Накопилось за двенадцать-то лет. А сейчас изливалось.
Уж не знаю, как это у людей получается держаться одних и тех же мыслей. Мои мысли все время меняются. И связанные с ними слова тоже.
Бедняга Митч. Его послушать, так Перл совершила ужасный поступок. Тут расстроишься.
Может, он даже не верит, что я останусь с ним, когда умру.
Надо заставить его поверить.
По телу у меня пробегает дрожь. Страх тут почти ни при чем. Это волнение. Неужели настала моя минута? Неужели я отважусь?
Вот он, мой дельтаплан. И вот он обрыв.
Разворачиваю брезент. Закрепляю ремни.
Я стою над бездной. В прямом и переносном смысле. Поворачиваю руль, стараясь уравновесить дельтаплан. Ветер покачивает крылья. Моикрылья. Наконец-то они в своей стихии.
Глюк подпрыгивает у меня за спиной и яростно лает, будто мы с ним на пляже и я собираюсь заняться серфингом. Он всегда чувствует, когда ему предстоит со мной расстаться. Пес ненавидит такие минуты.
Я, пожалуй, тоже.
Разбегаюсь. Три шага, четыре шага… Прыгать тут не надо. Земля просто уходит у меня из-под ног, и я лечу. Посмотри на меня, Глюк. Я в воздухе. Погляди на меня, Митч. Хотя нет. Как я мог забыть. Это зрелище не для тебя.
Смотрю вниз. Подо мной чернеет океан. Сплошная вода, куда ни глянь. На воде жидким светом лунная дорожка до самого горизонта.
Ветер забирается мне под рубашку, треплет волосы, холодит босые ноги.
Поднимаю голову и вижу звезду. Почему-то одна ярче, чем остальные. Я могу долететь до нее. Похоже, звезда зовет меня.
И я оставляю обрыв за спиной и направляюсь в открытое море. Лететь над океаном совсем не страшно.
МИТЧ, 37 лет
Добровольная слепота
Наконец
До этого он соблюдал постельный режим.
В тот вечер, стоило мне ненадолго отлучиться, как он уже сидел на кровати, свесив ноги. Вид у него был встревоженный. Повязки сняли несколько дней назад. Леонард видел очертания предметов, свет и тень. И больше, пожалуй, ничего.
— Что это ты подскочил? — осведомился я. — Тебе лежать надо.
— Зачем? На кой фиг мне лежать? Здоровье у меня прекрасное, никаких недомоганий. Я слеп, вот и все.
— Мне казалось, лежать тебе удобнее.
— Полежи сам пару неделек, когда ты совершенно здоров, тогда скажешь, что удобнее.
Я присел рядом с ним.
— Как мне развеселить тебя? — спросил я. Ясно ведь было, что Рубикон перейден и что той заботы, которой я старался окружить его, уже недостаточно.
— Пойдем прогуляемся.
И мы отправились на прогулку.
В жестах Леонарда так и сквозило недоверие ко мне. Ну никак он не мог представить меня в роли поводыря. Я уж готов был примириться с этим. Но тут он вдруг решился и вверил мне свою жизнь. Небывалое дело.
Меня охватило очень странное чувство, словно я избавился от физического недостатка, о существовании которого и сам не подозревал. Мне трудно выразиться точнее. Детей у меня никогда не было, и каково это — быть отцом, — я и представления не имел. А без опыта откуда мне знать, чего недостает нашим отношениям?
Но в тот вечер недостаток восполнился. Я вдруг почувствовал себя вожаком, верховодом. Человеком, которому доверяют.
Разумеется, я не отдавал себе в этом отчета, только прежде Леонард либо чувствовал себя со мной на равных, либо заправлял. И частенько. Даже когда ему было всего пять лет.
Пожалуй, я упивался новым для меня чувством власти над близким человеком, и поэтому-то заговорил про Перл.
Всего за несколько минут Леонард вернул себе бразды правления. Ведь верить в то, что Перл не умерла и проживает где-то отдельно от нас, мог только круглый дурак.
Я был даже готов поверить в Леонардову версию событий. Только как-то не срасталось. Не такой уж я идеалист. Слишком уж все красиво выходило, чтобы быть правдой. Видите ли, ни при каких обстоятельствах, никакой силой нельзя разрушить беззаветную любовь.
Вокруг полно разведенных супругов, которые клялись, что останутся друзьями, и теперь видеть друг друга не могут. Вокруг полно матерей, подкинувших своих детей.
Это реальная жизнь, нравится она тебе или нет.
Леонард невозмутимо слушал мой нескончаемый монолог. Я копил слова годами. Я затвердил их назубок. В них были грех и вина. Но он молча слушал, сидя на скамейке в парке и почесывая Глюка за ухом.