Любовь в режиме ожидания (Клиника обмана)
Шрифт:
– Витюня, выручай, – начал профессор без долгих предисловий, – Четкин гибнет. Этот друг науки написал такой доклад, что мама не горюй! Если он завтра на конференции выйдет и блеснет мозгом, все ослепнут.
Витя дипломатично промолчал, не понимая, зачем Колдунов порочит в его глазах научного руководителя.
Ян Александрович тяжело вздохнул:
– Я, конечно, все исправил. Но этот обормот сегодня дежурит и не имеет права отлучиться. Ты не мог бы отвезти ему новую, лицензионную версию доклада? С начальником курса я насчет тебя договорюсь.
– Говорите,
– Ты нас очень выручишь! Я хоть и не отвечаю за мыслительный процесс Василия, все же не хочу, чтоб он выглядел идиотом. Сгоняй, а я за это выторгую тебе свободу до самого вечера.
Витя приехал к Колдунову домой. Семейство завтракало, его, не слушая протестов, тоже усадили за стол и накормили.
Четкин трудился в пригородной больнице, куда его устроил тот же Колдунов. Профессор не считал Василия научным гением, но считал своим долгом заботиться о бывшем санинструкторе, вместе с ним служившем в Чечне.
Из приемного отделения доносился детский плач. Сестра сказала Вите, что Василий смотрит ребенка, исключает острую хирургическую патологию.
Сотников снял шинель и устроился в уголке диспетчерской. Плач, вместо того чтобы стихнуть, усиливался с каждой минутой и перерастал в рев.
Витя сочувствовал товарищу. Сложность хирургического осмотра ребенка состоит в том, чтобы уловить напряжение брюшной стенки, а как это сделать, если ребенок заходится криком? К тому же многие дети элементарно врут, поэтому определять «больно – не больно» следует не по их ответам, а по изменению выражения лица при пальпации. В общем, дело это тонкое, смотреть ребенка можно только в спокойном состоянии. А как добиться такого состояния, если большинство детей не ждет от врачей ничего хорошего?
Ребенок в приемном кричал так, что, казалось, моментами уже переходил на ультразвук.
– Попробую помочь, – вздохнул Витя и пошел в смотровой кабинет.
Белобрысый парнишка лет шести сидел на кушетке, вцепившись в ее края. Красный Четкин бегал вокруг него. Он исчерпал запас своего терпения и теперь зловещим шепотом повторял:
– Если ты не замолчишь, точно будем делать операцию!
– Василий Петрович!
– А, привет! Быстро ты приехал.
– Что это вы тут творите? – спросил Сотников важным голосом. – Ай-ай-ай! Прекращайте это безобразие. – Он подмигнул ребенку. – Сейчас мы разберемся, кто кому будет делать операцию!
Мальчик еще плакал, но больше по инерции – Витя явно заинтересовал его.
Четкин с размаху сел на подоконник и перевел дух.
– Мы ему сейчас зададим! – Сотников погрозил Василию пальцем.
– Задайте, задайте, – ухмыльнулся тот.
Витя взял ребенка на руки.
– Не бойся, никто тебя здесь не обидит. Василий Петрович шутит.
Ребенок длинно и прерывисто вздохнул.
– Тебя зовут-то как?
– Слава, – сказал ребенок горестно.
– А меня Виктор.
Держа ребенка на руках, он прошелся по кабинету. Занять детское сознание здесь было абсолютно нечем. На противно-розовых стенах – плакат, повествующий
– Вась, тут рыбок каких-нибудь нету?
– Не-а…
– Да, Славка, не повезло нам, нет ничего интересного. Так что давай быстро показывай Василию Петровичу живот и гуляй на все четыре стороны. – Он уложил ребенка на кушетку и собрался выйти, но Четкин остановил его:
– Нет уж! Ты уйдешь, а он снова завопит.
К счастью, аппендицита у малыша не обнаружилось, Витя так и предполагал. Проведя кусок жизни среди больных детей, он знал, что обычно они ведут себя тихо и послушно. Для таких оглушительных протестов, какие выдавал Славка, требуется завидное здоровье.
Мальчишку отпустили к маме.
Сотников вручил Василию текст доклада и на словах передал назидание Колдунова.
– Он сказал – тупо выучи, и все будет нормально.
– А если вопросы зададут? – Четкин достал сигареты.
– Ян Александрович все продумал. Он сказал, чтобы ты не волновался. Не парился, короче. Во-первых, если вопрос задает профессор, это еще не значит, что это очень умный вопрос. Девяносто процентов вопросов задают оттого, что невнимательно слушают доклад. Поэтому надо не искать подвох, а вежливо повторять уже сказанное.
Четкин энергично стряхнул столбик пепла с сигареты.
– Блин, когда уже кончится эта чертова адъюнктура!.. А ты, слушай, прирожденный детский врач! Как парня успокоил, это же чудо просто! Ты подумай об этом.
– А что тут думать? Все равно после академии отправят на подводную лодку, там детей, слава Богу, нет.
Четкин засмеялся:
– Да брось прибедняться! Неужели Анин папаша тебе здесь тепленького местечка не найдет?
– С какой стати! Может, он меня вообще убьет, когда узнает, что я хочу жениться на Ане.
– Не убьет. Такую любовь, как у вас, ни за какие бабки не купишь.
Как и все остальные курсанты, Четкин завидовал ему. Вся академия затаив дыхание следила за развитием Витиного романа с Аней Сумароковой.
Выполнив поручение, Витя вышел на улицу и пошел к электричке. Вокзальные часы показывали половину третьего. Стараниями Колдунова Сотников был свободен до двадцати двух.
Может, поехать к Ане на тренировку? Он знал, что она ему обрадуется. Но у Вити было одно тягостное дело, которое следовало сделать уже давно, – он с ноября не навещал родителей.
Нет, он не скучал по ним, просто считал, что должен быть чистым перед Аней. Он не может любить ее и принимать ее любовь, пока не наладит с ними отношения. Все-таки они желали ему добра, просто их методы воспитания оказались для него неэффективными. А во многом он и сам виноват. Возможно, они стали бы иначе относиться к нему, если бы он совершил что-то понастоящему хорошее. Например, закончил бы год на одни пятерки или сделал в квартире генеральную уборку. Или на заработанные деньги купил бы Маргарите в кухню телевизор.