Любовь в режиме ожидания (Клиника обмана)
Шрифт:
Вскоре стало ясно, что произошел редчайший случай – отломок ребра пробил левый желудочек сердца. Витя никогда не видел этого раньше, да и в литературе встречал только намеки, что такое в принципе может быть.
– Держите крючки изо всех сил! – приказал он боцману. – А вы, Вадим Петрович, прижимайте дырку пальцем, пока я заряжаю иглодержатели.
Кроме отверстия, проделанного острым фрагментом кости, сердечная мышца пострадала от ушиба, поэтому шить надо было очень осторожно.
– Костя, передавай управление дыханием Вадиму Петровичу,
Чтобы нитки держали, Витя дополнительно укрепил линию швов участком перикарда. С помощью банки удалось набрать около трехсот граммов крови – мало, конечно, но все же лучше, чем ничего. Санинструктор наладил внутривенное вливание, пустив растворы с максимальной скоростью. Обескровленное тело жадно принимало жидкость, и сердце, поначалу еле-еле трепыхавшееся под Витиными руками, стало сокращаться увереннее.
– Может, и выскочит, – буркнул Витя. – Отпустите крючки!
Боцман держал так старательно, что от напряжения у него свело пальцы, – Витя сам вынул крючки из его рук.
Закрытие раны шло медленнее, чем в нормальных условиях, потому что приходилось и шить, и вязать узлы самому. А ведь они не дали пациенту наркоза – не было препаратов, да Витя и не умел его давать. Перед началом и во время операции он колол промедол с реланиумом, но основной расчет делал на глубокий шок. А если парень придет в себя? Новокаин использовать нежелательно, ибо он понижает давление.
Нужно спешить. Витя шил, как робот, отвлекаясь только на то, чтобы указать Косте, какой поставить раствор.
– Авантюра, – буркнул он, завязывая последний шов на коже. – Не операция, а черт знает что. Теперь нужно немедленно передать его в госпиталь.
Витя попросил начхима узнать насчет всплытия. Сам он не мог отойти от пациента.
Он посмотрел на горку тампонов в тазу. Верхние, использованные в конце операции, были совсем бледные. Гемоглобин не больше сорока. Если в течение шести часов не перелить кровь, парень, может быть, и выживет, но пройдет через тяжелые гнойные осложнения.
Витя сменил Костю у дыхательного аппарата. Тот, тяжело вздыхая, принялся заталкивать использованное белье и тампоны в мешки для мусора. Потом вышел и вернулся с охапкой одеял.
– Правильно, – кивнул Витя, – я и не догадался, что его нужно согреть.
– Ой, блин, это же мне все мыть…
– Не ной, Костя, поставь еще глюкозу, или нет, лучше физраствор. Неизвестно, что у него с сахарами сейчас.
Витя прислонился к стене и оглядел растерзанный медпункт. Вскрытые упаковки со стерильным материалом, распахнутые шкафчики, залитый кровью пол… К выходу тянулась густая цепочка кровавых следов – новоявленные медики были в шоке и, естественно, под ноги не смотрели.
– Растащат сейчас кровищу по всей лодке! – вдруг весело сказал Костя. – А если у него гепатит, допустим?
Заглянул командир.
– Операция закончена, – доложил Сотников. – Но я не могу пока отойти от больного.
– Да, Виктор Сергеевич, удивил ты меня! – сказал командир. – Я-то думал, ты обычный флотский мудила.
– Уж извините, Андрей Петрович! – съязвил Витя, которым овладела тупая эйфория – специфическое состояние, возникающее после рискованного предприятия, закончившегося удачно.
– Проблем с аварийным всплытием нет. Координаты нам дали, санавиацию высылают, через час его передадим.
Штурман выжил, и Вите объявили благодарность. Он посчитал, что на этом тема закрыта, но вдруг выяснилось, что отец штурмана – большой армейский чин. Благодарный папа прикатил к Сотникову в общежитие, где тот делил комнату еще с тремя одинокими офицерами, и выразил полную готовность явить себя в роли доброй феи.
Витя стал отказываться, но отец штурмана заявил, что не имеет права гноить такое дарование на лодке, поскольку это недальновидно и бесхозяйственно. Предложил выбрать любой госпиталь, и Витя попросился обратно на свою кафедру детской хирургии.
Через три недели его оформили в адъюнктуру.
«Лучше бы я плавал», – думал он после месяца работы.
Тяжело было вернуться туда, где он был так счастлив! Жить в общежитии, в том же корпусе, каждый день проходить мимо КПП, где они с Аней пили чай из одной кружки…
Он очень тосковал по жене.
В клинике детской хирургии, где он теперь работал, не знали его жизненных обстоятельств, но прощали ему замкнутость и угрюмость, потому что Сотникова обожали дети, а главное, он, один из немногих, умел находить общий язык с мамами.
Глава вторая
Если Катя ночевала в Сертолове, Валентин обычно поднимался в ее спальню. Но она заметила, что муж уже не так пылок с ней… Раньше, если она по каким-то причинам отказывала ему в близости, он огорчался и готов был упрашивать ее, обещая любые подарки. Теперь же просто уходил и, насвистывая, спускался в гостиную, где подолгу сидел у камина, вороша угли и думая о чем-то, ей неизвестном. Сначала она считала его охлаждение временным, но недели складывались в месяцы, и ничего не менялось.
А в последнее время на горизонте опять замаячила эта Лада! По выходным она приезжала в Сертолово вместе с маленькой дочкой, и, кажется, эта троица прекрасно проводила время без нее. Конечно, Катя могла уговорить мужа съездить на какой-нибудь роскошный курорт, где нашлись бы способы освежить его чувства, но ей не удавалось выкроить для этого даже двух недель! Шестой курс университета, фонд, телевидение – сейчас обстоятельства складывались так, что даже двухнедельное отсутствие могло отбросить ее на долгие месяцы назад, а она привыкла идти только вперед. Но и отдавать Валентина этой толстой корове она не собиралась.