Любовь вкуса боли
Шрифт:
– 2:1 - в мою пользу!
Мы с Милисент и не возражали.
– В нашем семействе все молодые особи светлые, почти белые. Черными мы позже стаем. А так у нас только пасть черная. Как разинем пасть-то, все от ужаса леденеют. Она у нас гроб напоминает. Класс, да! Кусать редко приходится. От этого и название пошло. А чтоб статусу соответствовать и не ждать годами, наши девчонки веточки индигоферы в шампунь бросают, а кожу хной раскрашивают. Вот поэтому мы - то русые, то брюнетки. А кожа - от белого мрамора до шоколадного - именно от хны становится.
– А это чудо-зелье индигофера любому подходит?
– между прочим поинтересовалась Сенти, глядя куда-то в пол.
– Не знаю, подруга. Этого не знаю. Да тебе оно и не нужно: ты и так на все сто.
– Эрилия читала между строк.
– Правда, что ли?
– встрепенулась «лозиночка».
В дверь постучались и вопрос остался без ответа.
– Водите, - крикнула Черная Мамба.
Дверь распахнулась. На пороге, запыхавшийся и разгоряченный, весь в красных пятнах от напряжения, стоял господин Нямек собственной персоной с сумкой через плечо.
– Добрый вечер, молодые, красивые. Извините, что поздно, потому как много дел было.
– Мужчина вошел в комнату, подслеповато щурясь от перепада интенсивности света между коридором и комнатой. Он достал ажурно отделанный носовой платочек и вытер вспотевшую лысину.
– Я здесь по распоряжению господина Нага. Принес вам канцелярские принадлежности.
Мы в три пары глаз воззрились на тощую сумочку, водруженную на наш стол.
– Однако...
– Эрилия выразила общее сомнение.
Сумочка открылась по хлопку господина Нямека. Из нее полетели ручки, тетради, листы формата а4, маркеры и всякая другая дребедень, которая используется в любой школе. Тяжело просовывалась, вылезли три объемные пакета с едой.
– Однако, - пришла моя очередь удивляться.
Тем временем, канцелярские принадлежности аккуратно расположились на столе тремя стопочками. Поверх каждой стопки легла именная расчетная карточка. Сумка закрылась под облегченный выдох хозяина:
– А вы думали, я вручную всю эту тяжесть носить буду?
– Красные пятна на коже секретаря-медянки стали сходить. Он вновь перевел дыхание. Оно постепенно выравнивалось.
– Устал до чертиков.
– пожаловался он то ли нам, то ли пространству.
– Вас так тетрадки утомили или пакетики пузатые?
– Лицо Черной Мамбы возникло перед господином секретарем. От испуга он вновь стал покрываться красными пятнами.
– Нет, что Вы, милая Эрилия, - язык престал слушаться «ужика». Мужчина стал заикаться.
– Это от внепланового посвящения «ищущих».
– Ящерок?
– Эри не сводила взгляда с господина Нямека.
– Да. А вы откуда знаете?
– удивился тот.
– Столкнулись недавно. А где их поселят?
Немного подумав, мужчина решил, что большой тайны не выдаст, а завтра и так все будут знать:
– В помещении приемной комиссии. Истинные к себе ящерок не пустили, а к вам подселиться им гордость не позволила.
–
– возмутилась Милисент со своей кровати.
– А куда же Вы и архив?
– продолжала допрос Эри.
– Архив - в библиотеку, - заикаясь, сказал «ужик».
Вопрос вызвал недовольство у господина секретаря, но сейчас он очень сильно опасался непосредственной близости ядовитой во всех смыслах молодки и был обречен на ответы.
– Меня же господин ректор пригласил к себе личным секретарем.
– Последняя фраза придала ему самому важности. Мужчина даже постарался смело взглянуть в глаза Черной Мамбе. Попытался...
– Ну, я пошел, - заторопился «ужик».
– Я думала, что у нас перья и пергамент будут, - очнулась я от культурного шока: чувствовала себя обманутой.
– В каком веке Вы живете, милочка?
– воспрял духом секретарь.
– Вас же душ почему-то не смутил своим наличием.
«А ведь и правда: не смутил» - отметила про себя справедливость укора господина Нямека. Он же, поймав взгляд Эрилии, опять резко занервничал.
– Перья и пергамент - только у ректора и некоторых преподавателей. И у сильных мира сего тоже. Некоторых. Любителей.
– У ректора - перья...
– Да, госпожа Чарногорская! Вот такой он у нас такой традиционалист... В общем, я пошел. Доброй ночи вам всем, - заторопился мужчина неопределенного возраста. Дверь за ним громко захлопнулась.
– Ты чего?
– Милисент толкнула меня в бок.
– Мантию дали, а перья - нет!
– Я все еще подвисала в пространстве.
Глава 7.
Сегодня первый день учебы, а первой парой - история нагов. Лектор - Эристел Наг, ректор собственной персоной. По аудитории блуждал многоголосый шепот. Новости здесь, как и везде, словно горячие пирожки у справной хозяйки, разлетались в миг. Все ждали появления протеже профессора Арнель. Гул голосов, растекался по аудитории, то усиливаясь, то затихая, а затем замер. На пороге появились семь новоявленных адептов. Они под прицелом восьмидесяти пар глаз организованной толпой собрались было оккупировать галерку, но в последний момент их предводительница обнаружила, что та занята мной и Милисент. Она сердито развернулась на пятках и потянула за собой остальных. Незанятыми места в достаточном количестве нашлись лишь в первом ряду, под носом у преподавателя. Пришлось «забродам» расположиться там. Тишина вязкой патокой разлилась по помещению. Еще немного и вспыхнет драка. Это ощущали все.
От всего этого негатива кружилась голова - агрессивность на единицу площади зашкаливала. Меня словно огнем опалило изнутри, вот-вот и я вспыхну, как факел. В дверях аудитории нарисовался ректор собственной персоной. Стало легче дышать, но вместо облегчения пришла злость - почему так долго не шел? Зачем они здесь? Метр что-то говорил, «заброды» что-то отвечали, а мне было так плохо... Внезапно в голове просветлело, будто на нее одели колпак и стало так хорошо... Рядом стоял ректор.