Любовь вне игры: история одного политического самоубийства
Шрифт:
– Бери…
Глава 3
В студии работал телевизор. Между телевизором и диваном – до краев заполненная пепельница. Василий щелкал кнопками переключения каналов…
Первый канал
Напомним, что террористы захватили московское кафе сегодня утром. Основная часть заложников – персонал и посетители ближайших домов. Единственный заложник-политик Мария Гордеева подтвердила, что все заложники,
Переговоры…
Она считала, что переговоры – необходимы. Да. Да! Пусть будут эти чертовы переговоры. Пусть стороны договорятся, но только все останутся живы. Тогда, в передаче, ведь семьдесят процентов было против – большинство?! Да кто составляет эти долбаные семьдесят процентов?.. «Все мы „против», пока нас не коснулось, – сказала она. – Может, это коснется и вас…» Ну вот, коснулось… Господи, только бы она осталась жива!..
Евроньюс
В Москве в это время идут переговоры с террористами. Обстановка накалилась, Будет ли Правительство России осуществлять какие-то шаги по выполнению требований? Судя по накалу событий, в Москве в любое время может быть предпринят штурм здания с целью освобождения заложников…
Василий бессмысленно переключал каналы, надеясь узнать что-то новое. Каждым позвонком ощущал, как огромная беда входит в него и наверняка убьет наповал. Эта беда не поддавалась осознанию, измерению, осмыслению. Наподобие черной дыры она всосала в себя всю его длинную счастливую жизнь всего за несколько часов одного дня, оставив опустошенным, никчемным. И не было сил сопротивляться. Не хотелось даже шевелиться.
Оглохший от этого состояния, Василий продолжал сидеть на диване и тупо смотреть в экран телевизора, когда раздался звонок. Он, скорее, не услышал его, а увидел – знакомый телефон высветился на экране мобильника с именем «Мария». Рука потянулась к телефону и… замерла. Что сказать сейчас, в эту минуту, ей? Там? За пределом? Что сказать ей на весь мир? Его услышат ФСБ, ЦРУ, информагентства – все. Что сказать и как, как?.. «Я люблю тебя»? Или нет: как-то по-другому?..
Экран телефона погас. И наступило темное ватное оцепенение.
Лица телеведущих сменились картинкой штурма: обвалившаяся стена, спецназ, куда-то бегут люди, машины «скорой помощи», и снова – телеведущие…
Звон стекла смешался с автоматной очередью. Первое, протяжное и звонкое, «А-а-а-а!» потонуло в многоголосном крике. «Началось», – вспыхнуло в ее голове. А дальше, вихрем: лицо в маске и черная дыра автомата, направленная ей в лоб… Венецианские
– Это вы? Как вы? Все кончилось.
Сидящая на корточках и закрывшая голову руками Мария услышала мирный голос.
Поймав ее не вполне осознанный взгляд, спецназовец подставил ладонь:
– Давайте помогу… Как себя чувствуете? Сейчас будет врач…
– Не надо. – Она поднялась. – Все в порядке. Пойдемте… – И, быстро переключившись, требовательно спросила: – Всех спасли?..
«Альфовец» рубанул со свойственной военным прямолинейностью:
– Нет, не удалось…
Мария споткнулась о разрушенную кладку. Боец подхватил ее, поспешно добавил:
– Не знаю точно… Но большинство – живы…
Глотая пыль, они пробрались сквозь руины на улицу. После многочасовой духоты Мария захлебнулась свежим воздухом и пронизывающим, порывистым ветром. Кивнула в сторону столпившихся людей:
– Меня тут ждут. Спасибо. Я пойду…
Парень ободряюще пожал ей руку. Она обманула: никто не ждал ее в этой толпе. И больше того – не хотел даже видеть. Измученные нервным ожиданием родственники заложников молча расступались перед ней, как перед прокаженной. Ни одного сочувствующего взгляда. В лучшем случае – равнодушие.
– С террористами сговорилась, – послышался отчаянный шепот за ее спиной. – Вот и жива…
Мария вздрогнула, как от выстрела. Согнулась, пошла быстрее… К ней направлялись журналисты, но она ускорила шаг. «Уйти, уйти скорее, – стучало в голове. – Кто я для них? Виноватый во всем политик…»
Свернула в пустой переулок: узкий, заваленный мусором, пластиковыми бутылками, газетами. Очередной порыв ветра швырнул в лицо газетным листом. Мария подхватила его, вздрогнула, увидев свой портрет. Остановилась.
«…Во время интервью по закону о борьбе с коррупцией Мария Гордеева фактически проговорилась о своем сговоре с террористами, намекая на некую известную ей информацию…»
Не стала читать дальше. Бред! Очередной вымысел господина Елистратова! Ради жареной информации он теперь ее в клочья порвет! И как доказать обратное? И вообще – хочется ли ей что-либо доказывать?
Женщина замерла посреди переулка, резко скомкала газетный лист, швырнула в сторону, ускорила шаг и растворилась в сумерках.
В двенадцатом часу в парке с позабытыми строениями полуразрушенной дворянской усадьбы было не по-московски тихо. По-прежнему не верилось, что всего лишь в двухстах метрах отсюда – огромный мегаполис. Что совсем близко бурлит вечерняя московская жизнь – стремительная и немножечко сумасшедшая.
Липы, стоящие так гордо, так величественно и спокойно, – вне городской суеты и значительно выше, чем все человеческие страхи и амбиции, – создавали непроницаемое укрытие. Не от города даже, от самого себя – измотанного, измученного, на грани нервного срыва.